Мария кивнула, она поняла. Потом решила, что если кто и обладал в большой мере любовью, так это Сетоний.
– Иисус бы тоже остановился, чтобы тебя послушать.
– Меня-то, упрямого язычника?!
Сетоний рассмеялся.
– Здесь, среди христиан Коринфа, такого, как я, осудили бы на муки ада.
– Глупая болтовня, – коротко ответила Мария.
Возвращаясь обратно в дом, она размышляла: не бесплодны ли ее попытки дать иное толкование словам Иисуса? Ведь это лишь капля в море. Но, подойдя к террасе и увидев, что Эфросин прочла все ее записи, Мария почувствовала прилив сил.
– Ты амбициозна, Мария. В истории человечества было много великих реформаторов, и только малую часть из того, что они говорили, люди поняли. Большинство же их слов было понято превратно и воплотилось в ныне существующие предрассудки.
Мария согласно кивнула, и Эфросин улыбнулась своей особой улыбкой, с опущенными уголками губ.
– Здесь, в городе, Павел весьма влиятелен и многое может предложить. Мы можем вкусить плоть и кровь Христову по воскресеньям, находя утешение в торжественных ритуалах и непостижимых молебнах. Подчинение и отказ от собственного мнения большинство считает приемлемой ценой. Делай, как велит новая церковь, и удача сама поплывет в твои руки.
Мария молча слушала.
– Ты хочешь сказать, что все это было напрасно? – наконец спросила она, указывая на свитки папируса.
– Нет, я считаю, это важно, даже очень. Давай закажем копию, и пусть она хранится в моем подвале.
– Я думала, ты стала христианкой.
– Я тоже так думала, и довольно долго. Я даже стала посещать собрание, которое организовал Павел. Но для меня цена оказалась чересчур высока, я слишком много думала и задавала немало вопросов… Короче говоря, я и другие женщины ставили великому апостолу палки в колеса, выражаясь на иудейский манер, – рассмеялась Эфросин.
Потом она будто удивилась:
– Может быть, я и сейчас христианка. В сердце. Я задумалась над этим сегодня, читая твои записи. На меня произвели впечатления Его метафоры, о которых ты рассказываешь.
Мария обрадовалась до слез.
– Очень важно, что ты все так прочувствовала, – голос Эфросин был полон нежности.
За ужином Эфросин рассказывала историю о молодом человеке, полюбившем свою не менее юную мачеху. Ее жестоко выдали замуж за богатого старика, правоверного иудея.
– Ночь за ночью он насиловал ее, как обычно бывает в таких семьях. Она худела, стонала и однажды сказала пасынку, что собирается утопиться. Тот попытался ее утешить, и внезапно их обоих поразила любовь. Вскоре слухи пошли по городу, обрастая новыми подробностями. Приговор законного мужа был жесток: побивание камнями. Но так как семья была крещена, многие члены собрания заговорили о милосердии. Старика стали недолюбливать, и это возымело действие. Может быть,