Внезапно перед ее мысленным взором возникла совершенно ясная картина последней встречи с рыбаками в Иерусалиме. В этот темный зал их отвел тот человек с кувшином. Пыльный сумрак пронзали лучи света, проникающие в помещение сквозь окна под потолком.
Слова, одно за другим, – рыбаки умоляли Марию:
– Скажи, что говорил Он тебе? Чего мы не знаем?
Они плакали. «Странно, что я забыла об их отчаянии», – подумала Мария. Потом она услышала свой собственный, тогда еще юный, голос:
– Он явился мне, и я говорила с Ним. Он сказал: «Блажен, кто не ужаснется, увидев меня. Тот истинно богат душой».
Мария так увлеклась, что не заметила, как омрачились лица сидящих за столом. Она продолжала тщательно воссоздавать все, сказанное Им: «Сын Человеческий внутри вас, сильные духом. Ищите и обретете. Следуйте лишь тем заповедям, что я вам дал>? и не пытайтесь создать другие».
Она рассказывала долго: о смерти и о том, что человек должен обуздать гнев, алчность и невежество, пока душа еще не разлучилась с телом.
– Я спросила Его: «Чем грешен мир?» – и Он ответил: «Мир безгрешен. Грех создаете вы сами, искажая действительность».
Неожиданно подал голос Симон Петр:
– Странные речи! – Затем, повернувшись к остальным ученикам, продолжил: – Я не верю, что это слова Господа. Почему Он говорил об этом наедине с женщиной, а не открыто со всеми нами?
– Брат мой Петр, уж не думаешь ли ты, что я стала бы лгать о Нем?
По крайней мере, здесь, в Антиохии, в своей постели, она могла плакать. Когда первые утренние лучи окрасили небо, Мария уснула горьким сном, в котором изредка вспыхивали картины блужданий по берегам голубого озера.
Когда женщина проснулась, день уже был в разгаре. На сердце было тяжело, но оно все равно продолжало биться, и рассудок был ясен. Именно тогда она решила, что должна вернуться, пройти прежними тропами, падая, обжигаясь крапивой и продираясь сквозь заросли.
Когда Мария уже поднялась и начала умываться, она вновь ощутила Его улыбку. Он подбадривал ее!
– Я всего лишь человек, – громко произнесла она, а затем, упав на колени, воззвала к Нему: – Я наконец-то поняла, что Твоя любовь ко мне ничем не отличалась от любви к остальному миру. Меня сбивала с толку постоянная болтовня Твоих учеников о том, кого Ты любишь более остальных. Ты любил. Возможно, даже был благодарен за то, что я открыла Тебе плотскую любовь и тем помогла познать людскую долю. Твоя мать пыталась рассказать Тебе о неизбежной жестокости жизни, но Ты не слушал. А меня слушал. Телом. Боже, как же было Тебе одиноко! И хотя я так старалась превратить Тебя в обычного человека, темную сторону мира Ты постиг, лишь взойдя на Голгофу. Ты часто удивлялся: как можно заметить соринку в глазу соседа и не чувствовать, что в собственном глазу застряло бревно? Возможно, я говорила Тебе о том, как велик страх… но мне было всего двадцать. И я была блудницей.