– Вы делаете выбор, будто вас кто-то заставляет, – в свою очередь улыбнулся Леонидас. – Перед вами практически невыполнимая задача. Так уж мы, люди, устроены, что не можем думать, если у нас нет модели, нет образца. Мы неотвратимо возвращаемся к старым представлениям и чувствуем облегчение, когда считаем, что все поняли.
– Ты считаешь, можно по-новому смотреть даже на старое? – поинтересовался Варнава.
– Иисус делал так. Он обновил мир и поэтому стал нарушителем спокойствия. Я могу понять священников Иерусалима и их страх. Иисус был опасен для иудейской общины. Равновесие между Синедрионом и Римом хрупко, и они не могли рисковать.
Иудеи за столом в беседке затаили дыхание, но Леонидас как ни в чем не бывало говорил дальше:
– Просыпается дух времени, но у нас у всех большое наследие. У вас, иудеев, все ваши законы, у нас, греков, наша наивная вера в логику и разум. И последнее, но отнюдь не самое незначительное – это Рим с его непоколебимой верой в порядок и дисциплину.
Он ненадолго задумался.
– В этом мире правил, разума и дисциплины растет тоска человека по чудесам. Естественно, что все больше людей находит себя в восточных мистических вероучениях.
Все до сих пор сидели молча. Наконец, Леонидас примирительно взмахнул руками.
– Иногда я думаю, что Иисус пришел в мир слишком рано, что нескоро еще появятся те, кто будет способен Его понять. Те боги, которым мы поклоняемся, далеки от нас. Но Господь Иисус есть в каждом сердце, Он есть в жизни, хоть мы этого и не понимаем.
Лицо Павла озарила необычная для него улыбка:
– Ты забыл, что сам говорил о горчичном дереве.
Мария, как обычно, проводила гостей через сад к воротам. Под большой смоковницей Павел остановился:
– Те слова, которые Он сказал о матери и братьях, должны были обидеть даже тебя… ту, которую Он выбрал.
– Да, мне было больно – долго, пока не начались дожди. Тогда я впервые осознала и приняла то, что для Него не существует «избранных».
Мария крепко спала той ночью. Долгожданная прохлада наконец опустилась на город. Но проснулась женщина, как всегда еще до рассвета, и начала вспоминать.
Осень пришла в Капернаум, и холодные струи дождя хлестали озерную гладь.
Леонидас и Мария вели долгие беседы. С ними был и Симон Петр, переживающий за Учителя – из-за того, что Ему грозило, из-за Его мрачных слов о собственных страданиях, из-за Его усталости.
Друг Леонидаса был владельцем дома неподалеку от Вифсаиды, у реки. Он был сириец и все еще находился на римской военной службе, в Кесарии. Леонидас связался с ним и договорился об аренде.