Я самодовольно надуваюсь от собственного авторитета, поскольку провел сотни передач по этому поводу.
– У тебя должен быть кризис, Луиджи, потому что ты когда-то брал кредиты. Ты решил расширить свой магазин, я в этом уверен. Но покупателей у тебя теперь меньше, потому что в мире падение спроса. Теперь у тебя меньше доход, и ты уже не можешь отдать кредит банку. Наверное, ты на грани разорения, Луиджи, и даже думаешь сократить свой персонал.
Я тычу пальцем в сторону подсобки.
– Тебе придется уволить брата! – злорадно добавляю я. – Потому что есть законы экономики.
Луиджи поворачивается к подсобке.
– Кармине, ты хочешь, чтобы я тебя уволил?
– А ты что, мне начальник? – кричит брат.
– Вот видишь, Маттео, – Луиджи разводит руками, – я даже никого уволить не могу. Тем более брата, с его склочным характером.
– Тогда вы закроетесь, – хмыкаю я. – Вам некуда сбывать ваши лампочки, а значит, нет денег заплатить за них поставщикам.
– Маттео, – проникновенно говорит Луиджи, придвигаясь ко мне и опираясь на кассу. – Я хочу объяснить тебе, как я работаю. Моему магазину сорок восемь лет, и за это время я не брал ни одного кредита. Расширяться мне некуда, за стеной квартира.
Я знаю, сколько лампочек в неделю у меня покупают, и больше чем надо их в магазин не завожу. Если у той синьоры сгорела лампочка, то она придет ко мне – не будет же она сидеть в темноте, не так ли? Всех покупателей я знаю по именам. Все это называется мелкий бизнес. У вас, в России, ведь есть такой?
– Мало, – неопределенно бормочу я.
– А у нас много, – игриво продолжает Луиджи, – у нас им заняты все. А потом я иду к Федерико, к тому, который брал отвертки. Он парикмахер, и он меня стрижет. Волосы растут, несмотря на кризис. И я плачу ему деньги. А потом мы с ним идем в магазин, покупаем хлеб и платим за него. Потом идем вечером в ресторан и платим за пиццу. Понимаешь, Маттео, в чем разница? Мы продаем не воздух, а то, без чего нельзя жить. А это недорого стоит, это все покупают. Вот и вся наша экономика. Так почему у меня должен быть кризис?!
Семь покупателей за мной аплодируют монологу Луиджи. Он кланяется, приложив руку к сердцу, как тенора театра «Ла Скала». Я смотрю на их лица покупателей. Следов измождения и голода на них нет.
Внезапно Луиджи меняет свой тон на суровый.
– Единственный кредит, который я в своей жизни взял, – это твой немецкий кабель, потому что итальянский, видите ли, тебе, Маттео, не подходит. И если ты этот кабель не возьмешь, то он зависнет у меня навсегда. Он никому больше не нужен, потому что дороже. И вот тогда мне придется начать думать про увольнение брата…