— За добро трясешься, Федотка, ‑ поглаживая окладистую бороду, промолвил Силантий Карпыч.
— В обозах товару немало, мил человек. На сотню рублев барыш выгорит.
— А как же Русь, Федотка? ‑ подковырнул торговца подьячий.
— А товару да алтыну все едино, Карпыч, ‑ хоть Москва, хоть Бахчисарай. Лишь бы выгодно дельце справить, ‑ высказал Сажин.
— Без бога живешь, Федотка, ‑ покачал головой Силантий Карпыч и, вглядевшись в ратное поле, вдруг испуганно добавил, ‑ одначе татары стрельцов наших прижали. Бегут к лагерю пищальники. Ох ты, осподи.
Подьячий толкнул в спину стоявшего вблизи него холопа, закричал:
— Поспешай, Егорка. Грузи рухлядь на подводы. Да мотри не оброни чего.
— Пожалуй, и я побегу, Карпыч. Не обокрали бы обоз мой воровские людишки, ‑ засуетился торговый сиделец.
— И то верно. Лиходеев нонче много на Москве развелось, ‑ поддержал Федотку подьячий и также шагнул к выходу.
Старый кремлевский звонарь, слышавший их разговор, покачал им вслед седовласой головой, мрачно сплюнул и, тут же забыв про обоих, устремил свой взор на ратное поле.
Битва продолжалась до вечерних сумерек. И та и другая сторона ежечасно продолжали подкреплять свои рати…
Тяжелее приходилось пешим стрельцам ‑ пищальникам. Конные татары на своих быстрых лошадях часто прорывались через их плотный строй. И в этой свалке уже нельзя было стрелять из самопалов и ручных пищалей: пулями и картечью можно поразить своих. Отбивались от татар саблями, пятились назад и несли большой урон.
И тогда в помощь пищальникам воевода Федор Мстиславский послал до двух тысяч посадских ополченцев, давно рвавшихся в бой.
Слобожане с громогласными криками ринулись на татар:
— Круши басурман, посадские!
— Вперед, Москва!
— За землю русскую!
Ремесленные тяглецы встретили иноверцев ударами тяжелых дубин и топоров, палиц, сулиц и кистеней. Многие ловко орудовали длинными баграми и острыми рогатинами.
Татары дрогнули, усыпая поле трупами.
Караульный стрелец с Варварских ворот Давыд Одинец, потрясая бердышом, весело воскликнул:
— Удирают басурмане, братцы‑ы! А навались!
На бегу, подняв с земли окровавленный багор, Одинец зацепил им татарина, стащил с коня, а затем полоснул по нему саблей.
— Получай свою дань, поганый!
Семен Одинец взмахнул на басурманского коня и погнался за отхлынувшими монголами. Настиг одного джигита и свалил его саблей наземь. Помчался за другим. Но татарин вдруг на полном скаку остановил коня, натянул свой большой лук. Длинная стрела пронзила стрельцу насквозь горло. Семен Одинец свалился на землю, а испуганный степной конь, освободившись от отважного наездника, развевая черной косматой гривой, сминая копытами раненых, стремглав понесся к своему стану.