— Высоконько, парень. Забирайся мне на спину. Спрыгнешь вниз, а меня на веревке подтянешь. Мы не такие крепости у басурмана брали, ‑ тихо проговорил бывалый воин.
Так и сделали. Когда очутились за тыном, постояли немного, прислушались.
— Чем решетку ломать будем? ‑ озадаченно спросил Пахом.
— Руками раздвинем, Захарыч. Я тогда еще эти пластины приметил. В камне качаются. Осилю.
— Ох, едва ли, ‑ засомневался Захарыч.
Застенок ‑ позади хором. Возле входной решетки, позевывая, топтался дружинник с самопалом и рогатиной.
— Возьмем его тихо. А то шум поднимет, ‑ прошептал Болотников.
Дождавшись, когда караульный повернется в другую сторону, Иванка, мягко ступая лаптями по земле, подкрался к челядинцу, рванул его на себя и стиснул горло.
— Рви рубаху на кляп, Захарыч.
Накрепко связанного караульного оттащили в сторону и подошли к решетке. На засове замка не оказалось. Иванка нашарил его сбоку на железном крюке и молвил озабоченно:
— Выходит, припоздали мы с тобой, Захарыч. В Пыточной ‑ люди.
— Ужель на попятную?
— Была не была, Захарыч. Бери самопал. Айда в Пыточную, ‑ дерзко порешил Болотников.
А в застенке находился Мокей. Раздосадованный мужичьей поркой, холоп, выпив два ковша вина, еще час назад заявился в Пыточную, чтобы выместить свою злобу на узнике.
Афоню на дыбу он не вешал, а истязал его кнутом и, сощурив глаза, дико и гулко, словно сумасшедший, хохотал на весь застенок.
— Брось кнут! ‑ крикнул Болотников, опускаясь с каменных ступенек.
Мокей оглянулся и, узнав в полумраке Иванку, выхватил из жаратки раскаленные добела клещи и в необузданной ненависти бросился на своего ярого врага.
Бухнул выстрел. Мокей замертво осел на каменные плиты. Болотников, выхватив из поставца горящий факел, наклонился над Афоней.
— Жив ли, друже?
Бобыль открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Жив бог, жива душа моя, Иванушка… Одначе подняться мочи нет.
Иванка швырнул факел в жаратку и подхватил бобыля на руки.
Бортник ожидал Болотникова возле двора. Долго оставаться в избе было опасно: вот‑вот должны княжьи люди нагрянуть.
Иванка до самого крыльца нес Афоню на руках. Подошедшему Матвею молвил:
— Добро, что нас дождался. Просьба к тебе великая, отец. Спрятал бы в лесу Афоню.
Матвей призадумался, бороду перстами погладил. Наконец промолвил:
— Нелегко будет, но в беде не оставлю. Укрою в Федькиной землянке. В ней и Василиса нонче прячется. Там не сыщут… Токмо туда сейчас по реке следует плыть. Челн надобен, родимый.
— Возьми наш челн, отец. Айда на реку.
— Отпусти с рук‑то, Иванка. Самого ноги донесут, ‑ ожил бобыль. Но держался на ногах нетвердо, потому побрел к реке, опираясь на Иванку и бортника. А Пахом на всякий случай возле избы в дозоре остался.