. Приставила к глазам сухонькую ладонь козырьком, вгляделась и, всплеснув руками, сбежала с крыльца и засуетилась:
— Батюшка, Мамон Ерофеевич! Заходи в избу, милостивец. И вы, ребятушки. Чай, притомились с дорожки.
В избе Матвея стоит густой медвяный запах. Посреди избы ‑ большая печь, вдоль стен ‑ широкие лавки, покрытые медвежьими шкурами, в правом красном углу ‑ киот с образами.
Возле лавки ‑ поставец с немудрящей крестьянской посудой. Здесь же стояли ендовы и сулейки. Вся правая стена избы увешана оружием: пара рогатин, самопал, боевой топор с длинным топорищем, охотничий нож, самострел, кистень, сулица.
Пятидесятник, осматривая ратные доспехи, довольно прогудел:
— Эх‑ма! А ты, знать, воитель, старина.
— В лесу живу. Кругом зверье лютое, а его голой рукой не ухватишь. Тут все сгодится.
Мамона усадили в красный угол. Холопы уселись чуть поодаль. Ставила на стол Матрена горшок горячих наваристых щей, каши просяной на медовом взваре да каравай ржаного хлеба. Из поставца достала ендову с медовухой.
Хозяин и гости поднялись с лавки, помолились на образа и принялись за варево.
Ели и пили молча, неторопливо. После трапезы Мамон, расстегнув суконный кафтан, откинулся к стене и приступил к делу:
— Послан к тебе князем, Матвей. Приказал государь наш Андрей Андреевич оброчную дань твою увеличить. Вместо трех пудов меда теперь четыре должен на княжий двор поставлять да шесть гривенок деньгами.
Бортник насупился. Взгляд его стал колючим и недовольным. Да и старуха молча застыла посреди избы.
— По порядной[7] я плачу князю сполна, родимый.
— Порядной твоей десятый год. Князю указано снарядить мужиков в царское войско. Всех надо обуть, одеть, доспех каждому выдать. А отколь денег набраться? Не ты один таким оброком обложен, а весь крестьянский люд на погостах[8] да в селах.
— Не под силу мне такое тягло. Много ли с моих дуплянок меда возьмешь?
— А ты не жмись, старик. Головой пораскинь, не тебя учить. Приготовь еще пяток колод ‑ вот и медок отыщется.
— Легко тебе говорить, Мамон Ерофеич, ‑ осерчал бортник и поднялся с лавки. ‑ Чтобы рой поймать да дуплянки выдолбить, надо до Ильина дня управляться. Это одно. А вот приучить рой к доброму медоносу еще пару лет потребуется. Так что не обессудь, родимый. Невмоготу мне княжий наказ выполнять.
Мамон зажал бороду в кулак и высказал строго:
— Ну, вот что, старик. Я тебя не уговаривать приехал, а княжью волю привез, и не тебе ее рушить. А не то будет худо ‑ веревку на шею накину да в княжий подвал на цепь посажу.
Бортник сверкнул на Мамона глазами, до боли кулаки сцепил, но сдержал себя и промолчал. Знал старый, что мужику‑смерду