На другой день Митин приехал к нему, намекнул, чтобы тот не болтал языком, а заодно предложил войти в долю. Сорокалетний Болотов вошел, и не один раз. Митин разбирался в людях. Он знал, кого можно превратить из свидетелей в соучастников. Болотов оказался полезен вдвойне — у своего родственника Семихатова, капитана армии в отставке, он брал «напрокат» оружие. Налеты привлекали его как своеобразный второй фронт — Болотов не испытал солдатской жизни, так как военный завод давал бронь. Нападение, риск, оружие придавали остроту его устоявшейся жизни. Это одна из неточностей передачи НТВ о «Черной кошке». Фронтовиком Болотов не был, да и по натуре был трусоват. И никакого опыта он передать не мог. Войдя во вкус левых денег, Болотов осмелел и вскоре открылся своему другу Аверченкову. Он почувствовал себя щедрым, хотел поделиться опытом с молодым парнем, хорошим рабочим на не очень хорошей зарплате. Он предложил ему войти в банду.
— Зачем ты работаешь в две смены? Можно взять магазин и иметь деньги.
Аверченкову, у которого в двадцать два года уже были и жена, и туберкулез правой ключицы, никогда не приходило в голову преступать закон. Но Болотову, старшему товарищу и коммунисту, он доверился:
— Вообще-то я еще пацаном нашел пистолет…
Спрут распускал свои щупальца. Вскоре Митин подружился с Агеевым, другом детства Аверченкова. Общительный, привыкший к деревенской работе, Агеев готовился к службе в армии и мечтал о карьере военного летчика. В недалеком будущем его армейское командование отметит его «отличную успеваемость и дисциплину». Такого же мнения о нем был и Митин — спустя некоторое время он открыл ему план следующего налета.
Но Агеев отказался в нем участвовать. Близко зная всех троих, он бы никогда их не выдал, но Митину этого было мало. Он хотел «повязать» Агеева, чтобы обезопасить и себя, и остальных. Так в двадцать два года Агеев стал и винтиком, и орудием этой бандитской машины.
Еще одним подельником Митина стал Николаенко, у которого были свои счеты с законом. В двадцать два года он сел в тюрьму за какой-то акт хулиганства (правда, свою виновность по первому делу он всегда отрицал). Отсидев полтора года, он вернулся в Красногорск, несмотря на запрещение проживать там после освобождения. Штамп о судимости, вытравленный в паспорте, закрыл ему рабочие места в родном городе. В отличие от Митина, у которого была прописка после освобождения, Николаенко долго мыкался по инстанциям и даже ездил в деревню Сталинскую Саратовской области, на место своего рождения, чтобы как-то оформить свою свободную жизнь. Постоянный отказ прописать его в Красногорске, отсутствие работы и денег окончательно запутали его ситуацию. С Митиным он почувствовал себя при деле, у него нашел поддержку. Но долго гулять на свежем воздухе Николаенко не пришлось — уже летом 1952 года его взяли вторично, за нарушение паспортного режима, и отправили в Петрозаводск за новым сроком. Генерал-майор Арапов, много повидавший в своей жизни, считает, что это был хитроумный замысел.