Всего несколько месяцев назад они вместе сидели здесь и любовались этими полями, деревьями, каналом, а теперь тут все так хмуро и печально. Нет больше кукурузы и хлопка, только зимние невысокие травы покрывают землю, а деревья, когда‑то увенчанные листвой, теперь обнажены и мрачны.
Долго еще сидела Зейнаб, размышляя о прошедших днях. Между тем тучи сгустились, стало совсем темно. Начал накрапывать дождь. Стебли растений затрепетали под каплями долгожданной влаги. Ветер усилился. И вдруг на зеленые, бескрайние поля обрушился ливень. Небо извергало потоки воды, прибивавшие травы к земле. Зейнаб прижалась к дереву, чтобы укрыться от холодного дождя. Но ветер все время менялся, и она вымокла до нитки. Но через некоторое время туман рассеялся, тучи ушли, снова стало светло. Сквозь быстро плывущие облака проглянуло солнце, щедро изливая свои лучи на поля и дороги, даря им жизнь и красоту. Но через мгновение небо вновь покрылось мутной завесой, и все погрузилось в прежнюю печаль, словно природа накинула покрывало скорби.
Через час мир все же вернулся к своему естественному состоянию: небо очистилось и стало голубым, как прежде, а над полями засияло солнце. Зейнаб пустилась в обратный путь. Платье ее насквозь промокло. Она брела одинокая, в унынии, ничего не замечая. Вдруг налетел сильный порыв ветра. Она вся задрожала, закашлялась. Едва‑едва она добралась до дому и поспешила наверх, к себе, чтоб переодеться.
Переступив порог, она увидела Хасана. Он сидел, не сводя глаз с двери. Увидев жену в таком ужасном состоянии, он очень удивился и спросил, где же она была. Зейнаб ответила, что была на улице. Его настойчивые расспросы ни к чему не привели. Он пожал плечами, покачал головой и умолк. У Зейнаб начался приступ сильного кашля. Все тело ее содрогалось от него, она выплюнула кровавую мокроту. Глаза Хасана наполнились слезами, губы искривила гримаса боли, печаль и нежность отразились на его лице.
— Вот видишь, Зейнаб, что делает с тобой холод, — сказал он. — Если бы ты, родная, послушалась моих слов и посидела дома, разве тебе не стало бы лучше? Или ты хочешь, чтобы я тебя запирал на ключ?.. Нет, я знаю, тебе это будет неприятно. Да и замки не преграда. Прошу тебя, посиди дома, пока не кончится твоя простуда и кашель.
Зейнаб тоже была уверена, что ее болезнь связана с тем, что она простудилась. Но оба они ошибались. Безжалостная, страшная болезнь точила организм молодой женщины.
В египетских деревнях, где воздух чист, постоянно светит солнце и жизнь течет неторопливо, размеренно, люди понятия не имеют, что такое чахотка. Они думают, что больного сглазил завистник, или что он простудился или еще что‑нибудь. Они не знают этой болезни потому, что она здесь редка. А если и случится кому заболеть чахоткой, то все равно больной остается без врачебной помощи, пока не придет смерть‑избавительница. Поэтому Хасан да и сама Зейнаб приписывали ее слабость и худобу дурному глазу завистника. Время от времени матушка Газийя окуривала Зейнаб благовониями и клала на огонь кусочек квасцов. Когда он, обгорев, раскалывался, глядя на него, гадали, кого из знакомых напоминает эта обгоревшая фигурка. Потом на «завистника» плевали. По все это никакой пользы не приносило, и болезнь усугублялась.