Наконец он дождался того, что девушка, порозовев с лица, спросила:
— Орешек, ты разве не будешь обедать?
«Орешек»! До того неожиданно ласково звучит это слово, что студенты разом вскидывают головы.
— Не хочу. Жду, когда ты освободишься. Мне обязательно надо поговорить с тобой, Ланя. — В голосе, на лице, в глазах Максима такая неприкрытая радость, слово «Ланя» он произносит с такой взволнованностью, что простое это имя всем кажется прекрасным.
— Поговорить? — еще ярче краснея, переспрашивает Ланя и передает половник подружке. — Разливай, Шура.
Она проходит мимо ребят к Максиму, берет его под руку, и оба идут к дальним копнам.
Неудобно подглядывать за людьми, которые нарочно отошли для разговора в сторонку. И Дина старалась не смотреть на крайнюю копну, однако взгляд ее невольно обращался туда. Вообще Дина чувствовала себя взбудораженной. Орешек, Ланя — ласковые имена эти, а особенно то, как они звучали у парня и девушки, сразу выдавали их чистую любовь. Да они ее и не скрывали. Радость и счастье редко прячутся. А вот горе…
Дина оглянулась по сторонам: не наблюдает ли кто и за ней? И встретила взгляд Тихона. На мгновение обмерла: с чего это у парня такая вражда против нее? Но тут же сообразила: вовсе не на нее, а мимо смотрит Тихон. На Максима с Ланей.
Шура вытащила из коляски мотоцикла большой алюминиевый бидон.
— Кому студеного молочка? Подставляйте кружечки! — произнесла она напевно. — Не в погребе, а в родничке студили, чтобы повкуснее было.
Кружка нашлась всего одна, та, что захватил с собой Трофим Егорович. Шура налила ее полную, протянула Тихону.
— Выпей, Тиша, для охлаждения, для успокоения нервной системы.
— Не кривляйся, Шурка. Отстань со своим молоком!
Тихон вскочил и зашагал прочь.
После обеда доярки остались до вечерней дойки на сенокосе. Работа опять пошла тем же чередом: девчата сгребали сено, сгоняли валки в копны, которые немедля отвозились к остожью. А ребята закидывали эти копны на стог, под ноги Трофиму Егоровичу.
Максим с утра стоял метальщиком. Но после обеда случилось так, что кто-то из парней решил испытать свою силу, взял его вилы. Максим обижаться не стал. Ему это было даже на руку — тотчас присоединился к Лане, сгребавшей валки.
Максима это вполне устраивало, зато Тихона окончательно вывело из равновесия. Он еще сдерживал себя, пока студент, подменивший Максима, кое-как с усилием кидал сено на стог. Но когда тот, запаленно дыша, воткнул вилы в землю и оглянулся по сторонам, прицеливаясь, кого бы позвать на смену, Тихон крикнул Максиму с издевкой:
— Кишка тонка? За юбку спрятался?