Теперь лежи, ворочайся без сна, чтобы весь день потом бродить словно тень по комнатам, а в зеркале будет отражаться твое опухшее личико…
Надежда перевернулась на живот, уткнулась носом в подушку, и замерла, заново переживая увиденный сон.
(Лес, в котором из темноты светят огоньки глаз, и на извилистых тропинках следы волчьих лап. Лес, в котором много злых и жестоких зверей, лес в который нечего совать нос маленьким любопытным девочкам…)
А еще, она вспомнила странные слова песенки, которую шептали деревья, и зеркало подпевало своим хрустальным голосом:
— Когда сегодня пойдешь ты в лес, то испытаешь шок…
Эти слова были знакомы ей. Она слышала их раньше, пусть и не так давно. Впрочем, сейчас это не имело для нее значения — она уже побывала в лесу, и шок, испытанный ею, вполне подтверждал искренность песенки, сочиненной специально для того, чтобы предостеречь маленьких аппетитных девочек от прогулок в темном, страшном лесу.
Куда важнее было то, что темнота спальни сгущалась, и даже странная песенка не могла помочь ей вернуться туда, где скучно и неинтересно, и каждый последующий день похож на предыдущий, и впереди не предвидится ничего интересного, но зато все знакомо и нет причин вскакивать каждый раз, когда в темном уголке вспыхнет пара огоньков, так подозрительно похожих на чьи-то глаза, в которых и жажда и ненависть, и алчная злоба и страстное предвкушение.
Туда, где ее дом…
Внизу ее муж, замер возле стола, вслушиваясь в шорохи спящего дома. В кухне было тепло — чугунные плиты печи нагрелись, стали серо-малиновыми. Если разлить ложку воды, то по поверхности запляшут, крутясь словно заведенные, шарики кипятка — Сережка провел не один час, заворожено наблюдая за ними, время, от времени подливая жидкость, зачерпывая длинной алюминиевой ложкой из эмалированного ведра, стоящего возле печи. Сейчас ему было не до того — откуда-то раздавался тихий скрежет, словно кто-то водил по стене железякой. Тихо, но настойчиво.
Сергей напрягся, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Он не был трусом, но не был и героем. Кто-то забрался в дом, и следовало выяснить кто этот ночной гость. Жданов покосился на телефон, стоящий в нише кухонного шкафа. Параллельный телефон находился в библиотеке, и Надежда частенько накручивала старомодный диск, проводя время в беспредметных, состоящих целиком из одних междометий, разговорах. Для него так и осталось загадкой — о чем, черт возьми, можно ворковать часами, улыбаясь непонятно чему, и ногтем царапая столешницу. Одним словом, женщины…
Он скользнул взглядом по столу — закрытая хлебница, чашки, со следами заварки. Нет, не то…