Зима проникала в них, заставляла становиться холоднее, превращая сердца в смерзшиеся комья снега, и острые иглы снежинок причиняли тягучую боль в груди.
Они бродили по дому, загодя найдя тысячи причин и оправданий для того, чтобы не встречаться. Сергей возился в библиотеке, обложившись журналами и газетами, время от времени, что-то черкая между строк, словно это все могло иметь какой-то смысл.
Надежда проводила долгие вечера на веранде. Тут было достаточно холодно, и вместе с тем неожиданно уютно. Можно было прильнуть к огромным окнам, и пытаться рассмотреть картинки черной зимы.
Вот виднеется забор, и понурая шелковица, выступает из занесенного снегом малинника. Чуть дальше летняя кухня, которой сейчас впору называться зимней — зима намела огромные сугробы, из-за которых не пробраться в этот островок жаркого лета. И, конечно же, сад — потемневшие яблони и вишни, застыли каменными изваяниями, в ожидании весны.
Веранда была небольшой. Угловая комната, огромные, на всю стену английские окна. Подоконники, уставленные цветочными горшками — по весне нужно будет засадить все цветами, чтобы потом, на следующую зиму, приходить сюда, и любоваться пышной зеленью, вспоминая теплые деньки.
Надежда обвела глазами комнату. Как и везде — потемневшая штукатурка, местами отпала, обнажив серое нутро кирпичных стен. Когда-нибудь этот дом засверкает, оживет, если только найдется способ вдохнуть жизнь в уставший кирпич.
Хотя первое впечатление было куда хуже — тогда дом показался огромной старой развалиной, доживающей последние дни. Пусть он и был намного больше их прежнего домика, все равно — Надежда ощущала, как новое жилище давит своей угрюмой строгостью, словно измученный старик, которому опротивело все на свете, даже жизнь.
Прямо посередине веранды, стоял стул. Надежда придвинула его поближе к окну, уселась, положив локти на подоконник.
Если закрыть глаза, прислушаться, то можно представить, что вокруг нет ничего. Только твердость подоконника не дает окончательно разувериться в окружающей реальности, как бы ни хотелось.
А ведь проще всего было бы сбежать!
Убраться отсюда, пускай это и не пришлось бы кое-кому по вкусу. Или наоборот — даже очень пришлось… Не понять самой — Надежда уже давно запуталась в собственных ощущениях. Ее жизнь стала похожей на путь в темной комнате — бредешь неизвестно куда, натыкаясь на острые углы мебели, и вздрагиваешь каждый раз, когда цепляешься ногой за предательски подставленную ножку стула.
Хей, детка — признайся самой себе — цель твоего пути так же неясна, как и сам путь. И возможно бессмысленна.