Шестерни вращались, бронзовые зубья клацали друг о друга. Как и предсказывал профессор Сильвио, появился указатель даты смерти. Он был изготовлен из черненого серебра и оканчивался миниатюрной фигуркой похожего на собаку существа с раздвоенным хвостом, загнутой мордой и длинным, как у муравьеда, носом.
Стрелка времени смерти миновала несколько миниатюрных рисок, обозначающих десятилетия, и остановилась против 2042 года нашей эры. Астрариум вынес свой вердикт. Следовательно, Гарет доживет до девяноста пяти лет. Я вздохнул с облегчением. Повернув ключ, я признался, что уверовал в эту древнюю путаницу циферблатов и дат. Теперь мне стало понятнее отчаяние Изабеллы. Я откинулся на спинку стула и ждал. Чего? Телефонного звонка? Что восставший из мертвых брат откроет дверь и войдет в комнату? Я все-таки что-то предпринял. И эта мысль успокаивала.
На улице под окном прошла компания гуляк из соседнего паба. Их разговор был ободряюще обыденным: один жаловался на невестку, другой хвастался успехами футбольной команды, за которую болел, — обычная жизнь, реалии двадцатого века. А я заигрывал с черной магией — поступок отчаявшегося человека, прибегшего к отчаянным мерам.
Мои мысли прервало тихое, едва различимое жужжание. Я прислушался и заглянул в астрариум. Магниты вращались вокруг друг друга с удивительной скоростью. Пульс машины ожил.
Я вспомнил вращающиеся камешки, которые показала мне во сне Изабелла. Если профессор Сильвио прав, она хотела привести устройство в действие, чтобы отсрочить свою смерть. Это она должна была повернуть ключ несколько недель назад, и тогда наши жизни, быть может, продолжались бы плавно и невинно.
— Если не Изабеллу, спаси хотя бы Гарета, — молил я. Не помню, когда я в последний раз обращался с такими просьбами. И к кому.
В больницу посетителей уже не пускали, но ночная сестра сжалилась надо мной и разрешила побыть в палате, взяв слово, что больше я никуда не пойду. Я сел у кровати и смотрел на призрачно угловатое в тусклом свете ночника лицо брата. В беспамятстве оно приобрело мальчишескую мягкость, сбросив резкость своего возраста. Я больше часа провел рядом с его худым недвижимым телом. Уложенный в рюкзак астрариум стоял рядом со мной на полу.
Дыхание Гарета гулко отдавалось в комнате, словно отдаленный шум накатывающего на берег моря. А я перенесся на несколько недель назад и вспомнил, как в свой последний вечер Изабелла работала за столом и какое тревожное было у нее выражение лица. Она лихорадочно искала способ обмануть смерть. Я положил руку на рюкзак и почувствовал под пальцами твердые формы астрариума.