Мы погрузились в неловкое молчание.
Через два часа перед нами возникла развилка дороги. И в том, и в другом направлении горизонт был чист. Андерсон с досадой разглядывал карту.
— Я думал, ты здесь уже бывал.
— Бывал, — улыбнулся я. — Но меня вез шофер из местных.
Андерсон выругался, пытаясь определить по карте, каким мы приехали путем.
Я вылез из джипа и тут же почувствовал такой жар, будто оказался в печке. Раскаленный воздух проник в легкие, и я едва не закружился на месте. Замер и повязал голову и пылающие щеки шарфом. Мне нравилась эта первобытная боль, отделяющая человека от скуки физического бытия, близость смерти и сопровождающее ее острое восприятие жизни.
Затем я услышал тяжелую поступь верблюжьих ног и крики на арабском языке. Из-за небольшой дюны появилась группа из пяти бедуинов и не спеша направилась к караванному пути. Ветер играл их головными уборами и одеждой. Путники остановились и уставились на джип.
Не уверенный в том, как меня примут, я помахал рукой. Мне помахали в ответ. Затем вожак направил грациозно выступающего верблюда галопом ко мне.
Андерсон присвистнул из кабины машины.
— Будем надеяться, что они поймут твой арабский. — Он вылез из джипа.
— Все зависит от того, на каком диалекте говорят они сами.
Вблизи рыжебородый бедуин выглядел устрашающе. Теперь я ясно разглядел высовывавшийся из-под седла ствол автомата Калашникова. Бедуин бросил взгляд на Андерсона, заметив старый солдатский жетон, который нефтяник носил со времен службы во Вьетнаме.
— Да пребудет с вами мир, — поспешно произнес я по-арабски, надеясь отвлечь бедуина.
Не обращая на меня внимания, тот враждебно показал на Андерсона пальцем.
— Солдат?
— Не отвечай, — прошептал я, надеясь, что обычно словоохотливый американец промолчит.
Остальные всадники, подъехав, сбились в зловещую кучу. Они глядели поверх закрывавших нижнюю часть лиц клетчатых платков и настороженно ждали команды старшего.
— Больше не солдат, — ответил я по-арабски и показал на седые волосы американца. — Старый.
Это не убедило вожака, и он подозрительно обшарил взглядом одежду Андерсона: майку, расклешенные джинсы и старые кеды.
— Человек старый, ум молодой, — бесстрастно проговорил бедуин.
Его соплеменники расхохотались. Андерсон, почувствовав оскорбление, подошел ко мне.
— Что он сказал?
— Что для своего возраста ты выглядишь очень сильным.
Американец недоверчиво прищурился.
— Господи, Оливер, спроси у него, где оазис.
— В получасе езды отсюда. Сворачивайте на левую дорогу, — ответил бедуин на превосходном английском. — И будьте осторожны, в пустыне могут подстерегать опасности.