— Это все? — наконец спросил я.
Попнилоголос кивнул и повернулся к Франческе.
— Вы сознаете, что это значит, мадам Брамбилла?
Рука старой дамы дрожала на набалдашнике трости из слоновой кости.
— Это завещание было написано за семь дней до смерти?
Адвокат едва заметно улыбнулся:
— Может быть, у мадам Уарнок были дурные предчувствия?
Старуха повернулась ко мне.
— Вы в этом замешаны?
— Уверяю вас, Франческа, я понятия не имел, что Изабелла написала завещание и что Джованни оставил ей дом.
На собравшихся в комнате, словно покров пыли, пала неловкая тишина. Наконец ее нарушил низкий голос мадам Брамбилла:
— В последние годы жизни мы не ладили с мужем. Я не одобряла некоторые аспекты его поведения. Переписав завещание, он решил таким образом меня наказать. Вряд ли ему приходило в голову, что Изабелла может умереть прежде, чем я. — Франческа повернулась ко мне. — Вы желаете, чтобы я съехала с виллы? Судя по всему, вы теперь новый владелец дома.
— Получается так.
Наблюдая ее смущение, я подумал, что могу извлечь из сложившейся ситуации кое-какую выгоду.
— Мистер Попнилоголос, мы можем побыть несколько минут наедине?
— Разумеется! — Адвокат коротко кивнул и вышел из кабинета.
— Я с радостью позволю вам остаться на вилле, но при одном условии.
Глаза Франчески сердито прищурились.
— Каком?
— Вы скажете мне правду о том, что произошло с телом Изабеллы. Почему ее похоронили без сердца?
Трость старой дамы со стуком упала на паркет.
— У нее не было сердца?
— Ни сердца, ни других внутренних органов.
Мадам Брамбилла, казалось, была поражена, но в то же время не очень удивилась. Я смотрел на нее: на благородном морщинистом лице мелькнуло другое выражение — догадка.
Я подобрал с пола трость.
— Вам что-то известно. Так? Вы должны мне сказать.
— Я ничего не знаю, — сухо ответила она. — И в таком же ужасе, как и вы. — Опершись о подлокотники, она поднялась. — Если захотите меня выселить, буду признательна, если уведомите хотя бы за двадцать четыре часа.
Не говоря больше ни слова, она покинула кабинет, прошла мимо ожидавшего снаружи адвоката и удалилась из конторы.
Я спустился к площади Мухаммеда Али, где некогда находилась Александрийская хлопковая и фондовая биржа. В том или ином виде она существовала веками. О ней писали Э. М. Форстер и даже древние арабские писатели, например ибн-Джубайр. Символ старого колониального Египта, биржа была сожжена во время голодных бунтов в начале года. Когда-то здесь каждое утро раздавались крики торгующихся купцов, а сегодня на месте исчезнувшего здания временно организовали автомобильную стоянку. Символично для современного Египта.