Дункан мельком увидел белое небо и снова услышал гул мотора. Он весь задрожал при мысли о новой атаке. Но шум мотора стал затихать. Он с усилием задрал голову — вода поднималась все выше — и увидел, что рыбачье судно неслось к горизонту. Несколькими секундами позже он остался совсем один, волны плескались почти под головой, ноги пропали Бог знает куда, его яхта тонула, и его дочь исчезла.
— Черт побери! — рычал он, проклиная себя за тупость и изрыгая свою ярость к небесам за то, что они позволили Ту Вэй Вонгу прикончить его. — Почему я не послушался Вив?! Почему? Чертов ублюдок! Вонючий Вонг!
Он собрал все свое мужество и ждал, когда море пожрет его. Но сначала пришла боль — внезапная, неожиданная и раздирающая. Его ноги и торс, словно парализованные, вдруг вспыхнули жизнью, разрывая его изнутри так, что он закричал, прежде чем смог собрать в кулак всю волю. Но он не собирается умирать под крики. Он потерял все, но никто не отнимет у него мужества. Он стиснул зубы и стал слушать тишину — единственную вещь, которую даже Ту Вэй Вонг не мог у него украсть.
Боль прожигала его насквозь, похожая на электрические разряды. «Вот что чувствуют, когда пытают», — подумал он. Но он поклялся, что не сдастся. Смутная мысль пронеслась у него в голове: почему он еще жив? Он был придавлен к планширу, но еще не утонул. Медленно он осознал, что яхта перестала погружаться в воду. Наверное, это из-за воздуха в каютах кормы и пенопласта в трюме, что даст возможность «Мандалаю» дрейфовать, пока воздух не выйдет наружу и яхта пойдет на дно на вечный покой. Он хочет покоя. Потому что, если он не умрет от того, что утонет, он умрет от боли.
— Папа!
Он открыл глаза, даже не чувствуя, что закрыл их.
— Папа!
Он набрал воздуха в легкие и повернул голову. Теперь он мог видеть Викки. Ее лоб был красным и вздулся большой шишкой на том месте, где она ударилась об мачту. Распластанный наполовину в кокпите, наполовину снаружи, Дункан смотрел на дочь.
— Наше дело дрянь, старушка.
Чувствуя себя неловко в неуклюжем спасательном жилете, Викки подплыла по-собачьи к борту яхты и ухватилась за почти уже погрузившиеся ограждения борта. Она выглядела так, словно поглупела от удара.
— Ты ранен?
— Конечно. Это чертова мачта на мне.
— Оставайся на месте. Я сейчас ее уберу.
Он почти рассмеялся над своей решительной Викторией. Как она себе это представляет? Куда, к черту, он денется из-под полтонны алюминия? Боль опять резанула по нижней половине тела — неожиданно, без предупреждения, и он задохнулся.
— Уберешь? — прохрипел он. — Как ты собираешься ее поднять?