У нее не было сил даже на то, чтобы забраться на борт. Палубы были затоплены водой, но леера мешали ей.
— Сними жилет.
Викки послушалась, неуклюже перекинув на борт жилет, прежде чем отстегнуть леера. Казалось, это заняло Целую вечность, но в конце концов, используя накат ветровых волн, ей удалось оказаться на борту, и она лежала на спине на полузатопленной палубе, тяжело дыша от усталости.
— Хорошая девочка!
Она нагнулась над ним и рассматривала упавшую мачту.
— Папа, смогу я поднять ее фалом фок-мачты?
— Может, лучше грузовой лебедкой?
Он смотрел, как она спокойно вычисляет углы.
— Нет, — сказала она, — лучше фалом.
— Попробуй, — сказал он, задыхаясь, потому что боль проткнула его опять.
Викки наклонилась к нему и убрала мокрые волосы с его бровей.
— В аптечке есть морфий?
— Просто сними с меня эту чертову мачту.
Двигаясь медленно и отрешенно, словно сомнамбула, она пошла вперед и скрылась из виду, потом вернулась, таща фал. Она привязала его к верхушке мачты.
— Проверь, чтобы он не соскользнул.
— Проверила.
Она снова исчезла и вернулась, с трудом таща огромный ус мачты; засунув один конец его в залитый водой кокпит, Викки протащила фал сквозь отверстие в парусе и установила ус так, чтобы угол был как можно вертикальнее. Дункан увидел, что высота достаточна, чтобы поднять мачту.
— Ты сможешь двигаться, когда я подниму ее?
— Я постараюсь.
— А ты уверен насчет морфия?
— К черту морфий! Я хочу чувствовать, что ты будешь делать со мной.
— Хорошо. Постарайся отползти назад.
Она исчезла опять. Он услышал, как заскрипела лебедка фала, когда она выбирала слабину.
— Отлично! — крикнул он, когда фал туго натянулся. — Так держать.
Он слышал звук лебедки, видел, как фал все натягивался, чувствовал волны вибрации мачты. Щелканье лебедки становилось медленнее, вибрация становилась все плавнее, затем совсем затухла по мере того, как тяжесть на его спине уменьшилась.
— Тащи! — кричал он; усилия вызвали новый приступ боли. — Тащи!
Тяжесть теперь стала меньше, значительно меньше. Он попробовал изменить положение, вцепившись руками в планшир и пытаясь втащить свои омертвевшие ноги в подтопленный кокпит. От боли в груди у него выступили слезы. Он стонал и рычал, таща себя, словно заново рождался.
Викки была рядом — она тянула и тянула его из-под мачты, и вскоре он был свободен.
— Оставайся здесь, — сказала она. — Я опущу ее, прежде чем она упадет.
— А я никуда и не собираюсь идти.
Это было громко сказано: его ноги ничего не чувствовали, онемение в животе становилось все более обширнее, и боль в груди, казалось, разорвет его на части. Мельком он заметил, как она медленно опускала мачту на палубу, куда она легла неподвижно.