Мэнни попытался вытащить нож из спины, но тот так прочно застрял, что он стал варварски крутить его. Мальчик при этом извивался и корчился от боли. Наконец нож выпал. И сразу кровь фонтаном хлынула из раны. Мэнни снова попытался воткнуть нож в спину своей жертвы, но попал в кость. Мальчик, собравшись с силами, лягнул убийцу. Зеркальная спинка кровати при этом разлетелась, обдав нападающего и жертву дождем серебристого стекла.
Но несмотря на это, Мэнни продолжал бить ножом измученное тело снова и снова, бормоча что-то непонятное себе под нос. От обилия крови даже воздух, казалось, стал красным. Наконец Мэнни почувствовал усталость. Но и это не остановило его.
К счастью, мальчик в конце концов издал горловой режущий ухо звук и окончательно обмяк.
Утомленный, Мэнни прислонился к стенке, обитой красным плюшем. Дыхание его было частым, поверхностным и неровным. Он задыхался, чувствуя головокружение и неустойчивость, как после тяжелой тренировки. Выронив из рук окровавленный нож, он закрыл глаза.
Когда сердце успокоилось настолько, что можно было различить отдельные удары, он вытер кровь со стекла своих часов и увидел, что с тех пор, как он присвоил фургон, прошло чуть больше двадцати минут.
Он вернулся на водительское место и над перчаточным отделением нашел полную коробку салфеток «Клинекс». Крышка коробки была украшена изображением различных животных. Мэнни пришлось использовать, наверное, более сотни салфеток, чтобы стереть кровь с рук и лица. Затем он стащил пиджак. Весь перед рубашки оказался залит кровью. Он снял ее и, развернув фургон задом, покинул стоянку.
Пока он гнал, его руки словно приросли к рулю. Крови не было, но руки были мокрыми. На этот раз от пота. В ушах раздавался слабый потрескивающий звук, напоминавший доносившийся издалека смех.
Мэнни слушал несколько мгновений, а затем сам рассмеялся. Слезы текли по его щекам, но он хохотал. Хохотал так громко, что сам испугался своего смеха. Но прекратить смеяться не смог…
Эдди Оруэлл добрался до дверей квартиры Клер Паркер только к половине девятого.
Паркер жила на четвертом этаже старого, некогда перестроенного викторианского дома. Оруэлл рывком открыл дверь парадного и начал подниматься по лестнице, покрытой ковром, прыгая через две-три ступени. Револьвер при этом в его заплечной кобуре болтался, ударяя его.
В дверях он задержался, чтобы прослушать пульс, который равнялся ста двадцати ударам в минуту. Впрочем, Оруэлл был уверен, что быстрый подъем по лестнице тут ни при чем. Просто он был возбужден. Поправив темно-голубой галстук, он провел рукой по своим коротко остриженным волосам и постучал в дверь своим огромным, размером с большой кокосовый орех, кулаком.