— Лайс…
— Просто пообещай мне.
— Нельзя такое пообещать.
— Можно, — когтистая рука сжала до боли мою ладонь. — Можно и пообещать, и выполнить обещание.
— Я не умею говорить добрых слов, ты же знаешь.
— Знаю, — уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке. — Поэтому прощальную речь сам тебе напишу, на всякий случай. Ты главное, приди.
— Я… попробую.
— Не попробуй, а приди. Обещаешь?
Ну, смелее! Разве он не справился? Разве не нашел для тебя нужных слов?
— О… — в горле встал колючий комок, — обещаю.
— Вот и хорошо. И хризантемы, желтые. Не забудь. Только учти, я пока ничего подобного не планирую. Так что ищи, чем заняться в ближайшие пятьсот лет.
Ну, доволен? Голос внутренний, совесть запоздалая, шизофрения неизлечимая… Или как там тебя еще? Доволен? Что заткнулся — нечего сказать теперь?
А мне что прикажешь? Дело подыскивать? На ближайшие пятьсот лет…
— Здравствуй, малыш…
Белый густой туман вокруг, как будто мы внутри пушистого облака…
— Папа?
— Папа. Хорошо звучит. Мне бы понравилось.
— Это ты? Это действительно ты?
И слезы по щекам нескончаемым водопадом.
— Нет, — теплая ладонь гладит по волосам. — Не я. Меня ведь уже нет, девочка. Разве ты забыла?
— Но…
— И не мой призрак, и не тень, вернувшаяся из загробного мира. Я вообще не знаю, существует ли вообще этот мир. Вот и решил перестраховаться. Я просто воспоминание. Мое собственное воспоминание о себе самом.
— А я?
— А ты — это ты. Настоящая, живая, — ласковые пальцы пробегают по щекам, стирая соленую влагу. — И плачешь по настоящему, хоть это всего лишь сон. Последний наш сон, малыш.
— Последний?!
— Да. Я уже рассказал тебе все, что должен был. А этот… Эту встречу я планировал на тот случай, если тебе понадобится моя помощь или совет. Если когда-нибудь тебе будет плохо, и ты не будешь знать, что делать. Только я и не предполагал, что тебе будет так плохо.
— Папа…
Прижимаюсь к широкой груди. Крепко-крепко. Обнимаю за шею. Он такой реальный — от тела исходит тепло, легкое дыхание шевелит мои волосы, а рубашка пахнет хвоей. И руки, такие сильные и нежные, такие родные.
— Поговори со мной, солнышко. Расскажи. Пусть меня уже нет, но может быть в моей памяти ты отыщешь ответы на свои вопросы.
— Я… не знаю… Это так тяжело объяснить словами. Да и зачем? Ты ведь все знаешь, правда?
— Знаю. Моя память, твоя память — сейчас они почти неотделимы. И твоя боль так похожа на мою. Словно моя судьба перешла к тебе по наследству.
— Не говори так. Это не твоя судьба — моя. Моя глупость. Мои ошибки. Если бы я поверила ему, он не ушел бы. Если бы я сдержала свое обещание и отыскала того колдуна, он никому бы уже не мог причинить зла. Это моя вина и моя судьба. И я действительно не знаю, что мне делать теперь, хоть сегодня и… Это был ты? Ты вложил мне в голову все эти странные мысли?