Выслушав все эти слова Хабеккер произнес!
— Выходит, что вы захотите сотрудничать с красными, и запросить ставить вас в известность о вашей подлинной роли- Таким образом, вы были простой пешкой в игре. Это не снимает вашей вины, я повторяю, но может облегчить вашу участь, если вы поможете следствию выяснить некоторые детали дела. Это все, что я хотел сообщить... Свои показания вы дадите письменно.
Рассказ следователя ошеломил фон Топпенау.
Худшие предположения сбывались!
Кошмарные сны, преследовавшие графа пять долгих лет в дни сомнений и тревог, сбывались наяву. Кое в чем следователь был неточен. Но он знал о Больце, знал об их договоренности летом тридцать шестого года, знал о Лондоне, о переводах из Нью-Йорка и других деньгах! Значит, он знал все! Инга Штраух, находящаяся в гестапо больше месяца, наверняка не выдержала! Можно представить, что с ней делали!..
Граф фон Топпенау ощущал: тело покрыто липким потом. Голос не повиновался ему.
Но инстинкт самосохранения восставал против признаний.
Признания означали смерть.
Смерть.
Бесследное исчезновение того, что было графом Топпенау и не могло возникнуть и повториться уже никогда.
Все должно было остаться, а граф Эрих фон Топпенау исчезнуть.
Стать ничем.
Прахом.
Тьмой.
Немотой.
Горсточкой пепла в цинковой урне...
Граф фон Топпенау поднял голову.
Гюйн получил возможность вернуть эти деньги, когда находился в Лондоне. Перевод из Лондона мог вызвать подозрения. Поэтому Гюйн вернул эти деньги через Нью-Йоркский банк. Только и всего. Что же касается других вкладов, то они делались фон Топпенау лично. Это правильно, как правильно и то, что, выезжая из Германии, он не мог вывозить валюту. Эти деньги он действительно получал в Швейцарии. Но это всего-навсего его доля доходов от свинцовых рудников Чили. Ибо он, граф фон Топпенау, еще с тридцать второго года состоит в числе акционеров «Гейманинг компани оф Чили». Доходы не столь уж велики: компания вынуждена вести тяжелую борьбу с североамериканскими монополиями. Да, сокрытие денег является преступлением. Он, граф Топпенау, готов отвечать за это. Но он категорически протестует против попыток приписать ему чудовищные злодеяния! Штраух клевещет на него! Гауф тоже клевещет! Никакой Интеллидженс сервис, никакой Москвы! Все это грубая, подлая, гнусная ложь!
Хабекер слушал, не прерывая.
Это придало Топпенау уверенности.
Его голос постепенно окреп.
Вытирая пот, он даже позволил себе улыбнуться.
— Вас вводят в заблуждение, господин следователь! — заявил он. — Вас обманывают! На меня наговаривают, чтобы скрыть истинных виновников, если Штраух и Гауф преступники.