Одно из таких прикрытий для бездарности мещанской мысли - иноземное слово. Оно ведь всегда вторично, но стильно, а рабская подражательность во вкусах - тоже черта мещанина. Не будь иностранных слов - мещанин придумал бы их, да и придумывает, если хватает сил. «Кайф!» - это значит, хорошо ему, славно. И неважно, что слово - турецкое, произносится (у нас уже почти два века) в соответствии с этим как кейф.
И плывут из специального языка науки, от переведенных и плохо освоенных слов чужого языка словечки-недоноски, похожие на иностранные, что-то где-то Для кого-то значившие, но ставшие теперь словесной >шелухой, сплюнутой на ветер мещанским языком. Все Железно, а затем с нарастающим усилением: капитально, оптимально, максимально, экстремально.
>в курсе, он живет по высшему классу, он ходит >На ревю, он крутится в темпе, он - нужный кадр, у >Нег° >есть хобби... Нет у него увлечений, у него только *°бби - красивое, звонкое слово. Всего лишь слово.
И вот еще речения, до боли знакомые, примелька->ЛИсь> >всегда с нами: столовая - на столько-то посадочных мест, пара дней или пара дел, загадочные яйцо и кура вместо русского яйца и куры. Время от времени поражают воображение разные объявления. «Товар с витрины не продается» - но ведь это не товар, а экспонат! «Салон для приема стеклотары» - очень мило; так говорили у Помяловского в прошлом веке столичные горничные: «салон вам ручкой!» «Требуйте долива пива после отстоя пены!» - торжественный гекзаметр в «административно-торговом» применении.
Мещанство изгаживает язык в угоду мелким надобностям дня. Мещане говорят красиво и этим отличаются, например, от бюрократов, которые говорят возвышенно. А ведь язык - не штампы и формулы, готовые к употреблению, а та внутренняя сила образа, которая веками стоит за корнем слова и в нужный момент развернется новым словом, оборотом, фразой. Мещанский же язык враждебен творческому началу.
Как ни странно, из воровского жаргона в нашу речь вошло много слов. Нравственное чувство современника всячески противится им. Наоборот, мещанина привлекают такие слова, таинственность и дерзость незаконного, действия, стремление отхватить кусок пожирнее притягательны для него. Отсюда и привязанность к непонятной другим воровской лексике.
В 30-е годы XX века исподтишка, сначала как шутка и будто в переносном смысле, вошло в разговорную речь из еврейского жаргона выражение по блату - то есть незаконным образом. Ни у Даля, ни у Грота в словарях прошлого века ни этого слова, ни ему подобного нет, и только словарь под редакцией Д. Н. Ушакова в 1935 году впервые включил