Ибн Сина Авиценна (Салдадзе) - страница 34

На первую страницу

Поклонение Правде, доходящее до религиозности, поклонение дружбе — закон кочевых. И мать, собирая сына в поход, вышивала ему на седле, на суме, на попоне, кисете, платке один и тот же узор с магической настойчивостью.

Солнце, Степь


Гусь, что летит к солнцу, на Крыльях кота рого Алпамыш[28], алтайский богатырь, писал из китайского плена на родину письмо.

Красавица, красота, обаяние культуры — то, что и заманило Алпамыша в Китай. Это и дипломатия, на которую всегда так легко попадается Простодушная Степь: Чжан-сунь Шэн, рассоривший братьев, китайские невесты.

Разбитое лицо — предавший дружбу названный брат.

Конь, единственный, кто никогда не предаст, кто спасет, вынесет из плена.

Алпамыш, убивший красавицу, то есть поборовший дипломатию и культуру, возвращается, спасенный конем, в чистую покрытую росой Степь, и в «карманах у него стада» добыча[29].


Может, это один из эпизодов жизни Афрасиаба, которого тюрки называют Али-Эр-тонга?

Древние предания и сказки… Они хранят память о единстве народов, когда Афрасиаб еще не убивал Сиявуша — то есть не разбивался на расы единый корень народов. А пошел кочевать Афрасиаб — семя, гонимое ветром, — и родилось множество других народов. «Идти в даль, значит… возвращаться», — говорили тюркюты и рисовали круг. Впереди них по этому кругу уже прошел Афрасиаб — Али-Эр-тонга, вышедший ИЗ лона одной с Предками тюркютов культуры. Вот почему. Придя назад, в Согд, тюркюты и встретили здесь свои древние предания о Стране Счастья, птице Семург и Афрасиабе.

Мысль о единстве всех детей человечества Станет Потом главной мыслью философии Ибн Сины. Он будет разговаривать с греком Аристотелем, с тюрком Фараби, жителем Пергама Галеном, с индусом Чаракой, китайцем Хуа То, греком с острова Кое Гиппократом, с афиняном Платоном, римлянином Цельсом так, словно все они — названные его братья, словно пил он с ними ритуальное вино, смешанное с кровью, куда окунал не стрелы и копья, а мысли, сердце, дух, словно носил он пояс, на концах которого сверкали лики Запада и Востока, соединяемые им в крепком затворе в единое родное лицо.

Вот так же, на идее единства культуры и истины, получил затем Хусайн ибн Сина и первое свое начальное образование в благородном доме отца, в благородной Бухаре. Восток в ту пору был словно мудрый винодел. Лучший виноград из лучших садов учености: культуру греков, римлян, индусов, сирийцев, персов, византийцев — перетирал он в молодое вино, чего не могла понять Бухара 1920 года. Уже более семи веков ислам замуровал себя в хум и запечатался со всех сторон так, что и лучик света другой культуры не мог к нему пройти, и потому первое же давление изнутри — восстание 1918 года, — чуть не разорвало хум.

Следующая страница