В мире, где живут легенды — в Урварге —, огни изменчивы, непостоянны, они кружат, убегая от Лун, чтобы не потеряться в их тумане. И тогда знающие говорят: то играют всебесцветные драконы.
Дети первого Солнца беседуют с ними, научившись языку капризных искр, уносятся ввысь на мерцающих звёздами спинах. Драконы не находят страха в глазах друзей: те помнят своё предназначение и знают верный путь, в их душах нет сора, им подвластны чудеса. А чудо не взимает платы; исступление, жертвы и страдания ему не нужны.
«Я помогу тебе, — говорит дракон. — Я научу тебя летать! Только верь даже не мне, и не тому, что говорят другие, — поверь себе и улыбнись. Только улыбнись, и, обещаю…»
Человек убегает в страхе, с ненавистью бросает камень в гибнущую тень. Или отвечает: «Тебя нет, есть только звёздное небо».
«Ты веришь в небо?» — удивляется дракон.
«В небо верят все, но лишь дурак поверит твоим обещаниям. Всем известно: люди не летают».
Дракон опускает веки и возвращается к Лунам, хотя они очень холодные.
— И это тоже история чьей-то жизни?
— Хм… Нет. Это я прочёл в свитке старых преданий, который мне подарил знакомый зимень.
Хин поставил на пюпитр скрижали с нотами. Дверь отворилась, в комнату вплыл Сил'ан, направился к контрабасу и свернулся кольцами у окна в горячих солнечных лучах. Мальчишка окинул взглядом давно привычную картину и отвернулся, но стоило ему поднять руки с колен, как голос уана распорядился:
— Токката ми минор.
Юный Одезри замер:
— Тебе же нравится Моцарт.
— Может у меня измениться настроение? — капризно осведомилось уже пригревшееся существо.
— Да, но попробовал бы ты просить, а не требовать, — попытался втолковать ему мальчишка.
— Если я не услышу токкату, то посплю в другом месте.
— Если не перестанешь угрожать, токкату ты не услышишь, — улыбнувшись, ответил Хин.
Уан задумался:
— Тогда выйди вон, — наконец, распорядился он. — Мне здесь хорошо, и подниматься я не намерен.
Мальчишка фыркнул, развернулся на подставке, соскочил с неё и остановился в шаге от нахальной змеи.
— И что же тут хорошего? — поинтересовался он, укладываясь на пол рядом.
Солнце сразу же ослепило его, и он повернулся на бок. Спину обжигал невидимый огонь, но жар можно было терпеть.
— Уж не мстишь ли ты мне? — подозрительно осведомился Сил'ан.
— За что бы? — с искренним удивлением отозвался Хин.
— Я не люблю, когда ты так близко. И ты это знаешь.
— А ты догадываешься, как заставить меня исчезнуть.
— Есть несколько способов, — недовольно протянуло дитя Океана и Лун.
— Но только один, при котором тебе не придётся двигаться, — подсказал мальчишка.