— Живет Маргариточка-цветочек, — подхватил Новосельцев и заулыбался, вспомнив невысокую хрупкую девушку с худеньким лицом, с ясными глазами.
Школьников познакомился с Маргаритой в Новороссийске. Отношения у них сложились довольно странные. Она разрешила ему называть себя женой, но ни разу не позволила даже поцеловать себя и отказалась от денежного аттестата, который он предлагал ей. После сдачи Новороссийска девушка с матерью переехала в Батуми. Она регулярно писала Школьникову. Но в письмах ни разу не передала ему поцелуя, хотя и называла мужем и желала здоровья.
— Я должен сделать ей подарки, — сказал Школьников. — Думаю также заставить переменить фамилию на мою.
Новосельцев сходил в каюту и принес деньги. Школьников поблагодарил, небрежно сунул деньги в карман и ушел.
Было сыро и холодно. Над бухтой стлался туман. Берег казался грязным и мокрым. Из моторного отсека доносился стук. Новосельцев прошел на корму, сел на стеллаж для глубинных бомб и закурил.
На пирсе появились Дюжев и Пушкарев. Комендор был весел, улыбался. Новосельцев с интересом наблюдал за ним. Он впервые видел его таким. Подумал: «Неужели одно сегодняшнее событие так изменило его настроение? Немного же человеку в жизни надо».
Новосельцев не знал, что сегодня в жизни комендора произошло еще одно событие. О нем рассказал коку Дюжев. Рулевой спустился в кубрик и с мрачным лицом молча сел на койку. Наливайко лежа читал книгу. Увидев Дюжева в непривычном для него виде, он отложил книгу и участливо спросил:
— Что-то случилось, Степа?
— Да, случилось, дружище, — невесело произнес Дюжев.
Несколько минут он молчал, ероша волосы, потом упавшим голосом заговорил:
— Вот, Кирюша, какие в жизни случаи бывают. Не выдумаешь сам, и писатель едва ли сообразит так закрутить.
— Давай без предисловий, — заметил заинтересованный Наливайко. — Подрался, что ли, с кем на берегу?
Дюжев с укоризной посмотрел на него.
— Какой ты не чуткий, Кирюша. Разве я переживал бы после драки. Погибла Надя.
— Как? — приподнялся Кирилл. — При бомбежке?
— Для меня погибла. Она оказалась невестой нашего комендора Пушкарева.
Глаза-пуговки стали совсем круглыми.
— Ты не разыгрываешь меня, Степан? — насторожился он. — С меня хватит утреннего розыгрыша из-за торта.
На лице Дюжева появилась кислая улыбка:
— Слушай, Кирюша, расскажу по порядку. Пошел я с Сергеем на берег. Походили по улицам с полчаса, а потом я предложил зайти к Наде. По дороге рассказываю ему, что имею виды на девушку и даже делал ей предложение. У нее, говорю, правда, не совсем серьезный характер, хохотушка, но это в моем вкусе. Так вот и дошли мы до домика, где у рыбаков нечто вроде штаба было. Надя работает радисткой на сейнере, но сейчас сейнера почти все на приколе, и я Надю всегда находил в этом домике. Открываю дверь. Надя обернулась, вскрикнула и бросилась на шею. Не на мою, а на комендорскую! Целует, хохочет и плачет, а я стою дурак дураком. Потом пришел в себя и спрашиваю: «Позвольте, как все это понимать?» И что же оказывается — эта Надя родом из Балаклавы и довоенная невеста Сергея. Подумать только! Когда двое милуются, третий лишний. Вышел я на свежий воздух, погулял вокруг дома и около, дождался, когда срок увольнительной кончился, окликнул Сергея и — на корабль. Вот, Кирюша, и все! Была Надя, и нет Нади.