Он замолчал, так и этак крутя перед носом не доструганную деревяшку. Я молчал, затаив дыхание. Знал, стоит мне сейчас ляпнуть не то и прощай все рассказы. Дед сразу цыкнет сурово и прогонит на двор. Наконец дед увидел что хотел, довольно сощурился и осторожно сделал надрез.
— Страшно на войне. Очень страшно. Не потому что тебя убить могут, нет. К этому как раз привыкаешь… Страшно, когда убивают твоих друзей. Тех, с кем ты еще только утром курил пополам самокрутку. Вот к этому привыкнуть нельзя. Были, правда, и такие кто привыкал, только знаешь, Максимка, не оставалось в них ничего человеческого. Так, скорлупа одна. Вот вроде есть рядом с тобой человек, видишь его, а все равно, что и нет.
— А разве бывает такое?
— Бывает. — Дед усмехнулся. — Еще как бывает. Посмотришь такому в глаза и дрожь берет. Словно смерть оттуда выглядывает. И самое страшное, когда понимаешь что и сам можешь таким стать. Вот чего я сильно боялся — стать одним из них.
— Но ведь не стал?
— Не стал… Хотя и был близок к этому…
— Деда, ну расскажи. — Взмолился я, видя, что дед надолго замолк.
Дед встрепенулся, отвлекаясь от каких-то неприятных воспоминаний. Потом отложил в сторону недорезанную фигурку и очень серьезно посмотрел мне в глаза.
— Расскажу, Максимка, расскажу. Для того и разговор начал. Тот страх, о котором я уже рассказал, на войне преследует каждого. Но есть и кое-что пострашнее.
— Убивать? — Выдохнул я.
— Нет, не убивать. Хотя… да, убивать. Но убивать не врагов, которые сами готовы тебя убить, а убивать тех, кто верит тебе.
В его внимательно рассматривающих меня глазах, я в какой то миг увидел свое отражение. Губы дрожат, глаза как блюдца, разве что слез еще нет.
— Не понимаешь. — Кивнул дед. — Какой ты счастливый, Максимка. Хотел бы и я… Ты же помнишь, что я два года партизанским отрядом командовал? Вот там-то я и познакомился с настоящим страхом. Я ведь уже тогда седым стал. Первая седина после Курской Дуги появилась. После того ада, думал уж ничего страшнее не будет… Ан нет, ошибся. Молодой я тогда был, двадцать годков всего, а пришлось взять на себя отряд. Вот вы, как войнушку затеваете, бывает, передеретесь даже, кто командовать будет. Сопляки. Командовать на войне, это в первую очередь означает посылать на смерть. Хладнокровно, без колебаний. И ты знаешь, что те, кого ты обрек на смерть тоже это знают. Но идут. Идут, потому что велит долг. Но тебе от этого не легче. Ты понимаешь, что по-другому нельзя и отдаешь приказ. А потом, глотая слезы, смотришь на нашпигованные свинцом куски мяса, которые даже телами назвать уже сложно…