Реймонд согнул локоть, приглашая Барбару взять его под руку.
— А я жду нотариально заверенного заявления.
— В таком случае, мы прекрасно понимаем друг друга, — промурлыкала Барбара. Ну, почему же она колеблется? Не убьет же ее прикосновение? Она просунула ладошку под локоть своего спутника и захлопала ресницами. — Верно, любимый?
— Воистину так.
Ты скоро привыкнешь, успокоила себя Барбара, и в очередной раз подивилась происходящему.
— Обычный лифт? — разочарованно протянула она, когда кабина безмолвно затормозила около них и двери гостеприимно открылись. — Ах, да это же особый случай!
— Мы празднуем… что, как ты думаешь? — Раймонд нажал кнопку первого этажа, где располагался главный вестибюль и повернулся к Барбаре, вопрошающе наклонив голову. Барбара призадумалась.
— Месячную годовщину нашей встречи?
— Звучит недурно. Если мы скажем, что знакомы куда дольше, возникнут ненужные толки, отчего никто не видел тебя раньше?
— Именно так ты и скрываешь свои связи? — с невинным видом полюбопытствовала Барбара. — Ограничиваешь интрижки тридцатью днями?
Глаза Реймонда сузились.
— Вовсе нет, — отозвался он. — Скорее, наоборот — не следую этому правилу.
Одной рукой Адамс обнял Барбару за талию — рука казалась твердой, словно отлитой из стали.
Наверняка каждое утро упражняется с гантелями, успела подумать Барбара в последнюю долю секунды, еще владея собой, — и в следующее мгновение его губы слились с ее губами.
Прошлой ночью Барбара проснулась, ощущая на устах его поцелуи, осознав, что таких опытных ласк она еще не знала. И сейчас, едва их губы слились, колени у Барбары подкосились.
Реймонд понял, что происходит. Наверняка понял, потому что только опершись на его сильную руку, Барбара удержалась на ногах.
Поцелуй его не был ни грубым, ни равнодушным, но безжалостным и властным! Барбара задохнулась, утратила способность двигаться и соображать. Казалось, что уже невозможно высвободиться из этих объятий.
Лифт остановился. Она прошептала что-то еле слышно, пытаясь протестовать, но Реймонд не выпустил ее. Вместо этого слегка отстранился — ровно настолько, чтобы извлечь из нагрудного кармана шелковый платок. Краем платка он чуть коснулся уголков ее губ.
Барбара в смятении взглянула на своего спутника, гадая, что это он делает. Прикосновение шелковой ткани, обернутой вокруг пальца, казалось сейчас столь же интимной лаской, как и сам поцелуй.
— Я смазал твою помаду, — прошептал Реймонд. — Сейчас я сам все поправлю — не хочу отпускать тебя ни на минуту.
Она изумленно заморгала, но двери лифта открылись, и она поняла, что все это — игра на публику, весьма заинтересованную публику, если судить по количеству открытых от изумления ртов.