— Эш… твоя мать… Боже, а если с тобой что-то случится? Я этого не переживу.
Эш уставился на отца.
— Папа, не говори так. Конечно, какое-то время погорюешь, но ведь жизнь не останавливается. У тебя есть мама и Саймон. Господи, только не надо так. — Он поднялся, чувствуя, как завязывается узлом желудок.
Филип откашлялся.
— Сын, если ты действительно этого хочешь, если ты принял твердое решение, то я подпишу бумаги и готов отвечать за последствия. Только пообещай мне регулярно писать и по возможности звонить. Обещаешь, Эш?
— Да, папа. Спасибо. Уверен, ты не пожалеешь. Подожди, еще будешь гордиться мной. Клянусь Господом!
— Не надо клясться. Главное, чтобы ты вернулся, Эш. Знаю, тебе не по душе подчиняться, исполнять приказы. Как ты собираешься поступить, если твой офицер распорядится сделать нечто такое, что тебе не понравится?
— Пока не знаю. Я тебе потом сообщу. Но уверяю тебя, я не собираюсь создавать проблем, так что не беспокойся.
В голосе сына звучала такая радость, что Филип только удивленно смотрел на него. Затем осторожно спросил:
— Скажи, Эш, неужели жизнь дома была столь невыносима? Неужели ты все это время только и ждал случая, чтобы уехать от меня… от нас?
— Не от тебя, папа. От них. Я бы не сказал «невыносима», но приятного было мало. Сначала я собирался потихоньку улизнуть ночью, оставив записку, но потом понял, что не могу поступить так по отношению к тебе. Лучшего отца трудно себе представить. Мне будет не хватать тебя, папа. — Глаза его затуманились, голос стал приторно-сентиментальным. Эш ожидал реакции отца, и когда она последовала, то оказалась именно такой, на какую он и рассчитывал.
— Я тоже буду скучать по тебе. Ты отличный сын. Я понял это уже в тот день, когда ты родился.
— Ты будешь мной гордиться, папа. И спасибо, что сводил меня к Руби. Опыт — большое дело.
— В таких делах опыт еще не все. Только не думай, что я там регулярный посетитель. Вовсе нет.
— Руби сказала, что у нашей мамы есть стиль. Что она классная дама.
— Это правда. — Филип кивнул. — В этом городе никто не может сказать про нее ни одного плохого слова. Она многое сделала для Лас-Вегаса. Фактически, черт возьми, город принадлежит ей. Я знаю, что она время от времени помогает Руби, дает ей деньги. Анонимно, конечно, но Руби понимает, откуда они идут. Когда-то, давно, Руби и твоя мать… они не очень-то жаловали друг друга.
— Ты о чем-то жалеешь, папа?
— Уже нет. В самом начале я очень любил твою мать. Со временем многое изменилось, но я до сих пор горжусь ею. Ты же знаешь, она говорит на французском, немецком и китайском. Я тоже умею изъясняться на французском, но для нее он все равно что родной. Сама изучала, когда была беременна тобой и Саймоном. И у нее способности к языкам, как и к музыке.