Наутро мальчишки-разносчики газет бегали по улицам с криками:
– Демократ стрелял в Бисмарка и промазал!
– Рядом с киллером стоял священник!
– Рука Ватикана направляла руку стрелявшего!
Действительно, утром восьмого мая Бисмарку сообщили, что покушавшегося на него юношу зовут Фердинанд Блинд, он сын сбежавшего в Лондон радикального социалиста Карла Блинда, и на рассвете, в тюремной камере он покончил с собой, перерезав вены.
«Правда, одновременно появилась карикатура, – напишет впоследствии Бисмарк, – на которой покушение было изображено таким образом: черт перехватывает предназначавшиеся мне пули со словами: «Он принадлежит мне!».
Берлин, конец июня 1866 г.
«16 лет тому назад я жил простым помещиком, когда, по воле короля, отправился в качестве прусского посланника на Франкфуртский сейм. Я был воспитан в благоговении к австрийской политике, но лишь немного нужно было времени, чтобы юношеские иллюзии касательно Австрии рассеялись, и я сделался ее отъявленным противником. Унижения моей родины, Германии, хитрая и вероломная политика, – все это не могло мне понравиться. Я не знал, что будущее призовет меня к настоящей роли; но с тех пор мной овладела мысль, к осуществлению которой я ныне стремлюсь – освободить Германию из-под австрийского гнета. В планах, которые я себе составил, вовсе нет речи о том, чтобы ниспровергать троны, отнять у одного его герцогство, у другого его небольшие владения.
Когда граф Платен-Гальмунд, ганноверский дипломат, 21 января 1866 года вел со мной в Берлине переговоры о браке ганноверской принцессы Фредерики с нашим юным принцем Альбрехтом, нам удалось добиться согласия наших дворов на этот брак, оставалось только устроить личное свидание между молодыми людьми и узнать, какое впечатление они произведут друг на друга.
Но уже в марте или в апреле в Ганновере под ничтожным предлогом был объявлен призыв резервистов. На мой официальный запрос о причинах вооружений Ганновера мне ответили, что, по экономическим соображениям, осенние маневры будут проведены весною. Это звучало почти насмешкой. В Вене слишком сильна стала вера в военное превосходство Австрии над Пруссией. Об этом свидетельствуют прокламации, которыми снабжены ранцы австрийских солдат, а также их новые мундиры, предназначенные для победного вступления в Берлин.
14 июня с. г., сразу после того, как Австрия потребовала у Союзного сейма объявления войны Пруссии, я беседовал в Берлине с кургессенским наследным принцем и посоветовал ему отправиться экстренным поездом в Кассель (к его отцу), чтобы обеспечить нейтралитет Гессенского курфюршества. Я доказывал ему, что гессенский престол стоит экстренного поезда; если он откажется соблюдать нейтралитет, а мы победим Австрию, то дни курфюршества будут сочтены. Принц прекратил беседу, сказав: «Мы с вами, вероятно, еще свидимся как-нибудь в этом мире, а 800 тысяч доброго австрийского войска тоже еще скажут свое слово».