Прощаясь, Вельский тихо сказал Вильмонту:
– Моя последняя просьба: не передавайте никому о нашем разговоре. Пусть покойники сохранят хотя бы остатки чести, ради которой они пошли на смерть.
* * *
Новость о том, что оба погибших являлись любовниками, конечно, ошарашила жандарма. Однако, с его точки зрения, это вовсе не являлось доказательством того, что Авинов не мог быть причастен к убийству Гейдена и к подготовке атаки на царскую яхту. Напротив, взаимное плотское влечение могло лишь облегчить морскому контрразведчику вербовку штабного офицера, если по-прежнему придерживаться версии, что Авинов был немецким шпионом.
Сейчас Анри удивляло другое. Буквально на днях до него случайно дошел показавшийся ему вначале маловероятным слух, что будто бы при обыске на квартирах Гейдена и Авинова, помимо прочего, было обнаружено много гомосексуальной порнографии и тому подобных предметов. Сообщивший ему об этом человек утверждал, что все эти вещи были сразу изъяты полицией и не занесены в протокол.
Жандармскому капитану было, конечно, известно, что полиция ведет наблюдение за всеми лицами, занимающимися педерастией, которые попадают в поле ее зрения. На них заводятся досье. Слуга Авинова – теперь в этом уже не оставалось сомнений – конечно, не мог не знать о второй секретной жизни своего хозяина. Скорей всего Авинов хорошо платил ему за молчание. А возможно, тоже пользовал его в постели. Учитывая женственную внешность денщика, такое подозрение не выглядело чересчур надуманным. Покойный офицер нанял его в Петербурге и привез с собой. Арестованный слуга уже несколько дней находился в полиции, где его должны были усиленно допрашивать о его хозяине. Тем не менее жандармский офицер узнавал о том, что подозреваемые в серьезном государственном преступлении лица состояли в половой связи, не от полицейских чиновников, а от журналиста. Это бросало тень подозрения на местную полицию. Дело в том, что наличие у состоятельного человека такого скелета в шкафу, как склонность к мужеложству, открывало богатое поле для шантажа, безнаказанного вымогательства. Полицейские чиновники часто использовали такую информацию в корыстных целях, требуя с боящихся огласки лиц деньги за молчание.
К сожалению, даже коллеги Вильмонта из охранки нередко прибегали к подобным провокациям, объявляя извращенцами враждебных режиму общественных деятелей, чтобы дискредитировать их в глазах общества или чтобы заставить боящихся огласки людей стать доносчиками.
Так что, пытаясь скрыть наличие гомосексуальной связи между погибшими, гельсингфорские полицейские вполне могли заметать следы собственной коррумпированности. Теперь Вильмонт в этом почти не сомневался.