Он заставил Черрил надеть браслет снова, когда привел ее на вечеринку, большой прием, устроенный миссис Корнелиус Поуп. «Если он считает меня достойной появиться в доме своих друзей, — подумала она, — знаменитых друзей, чьи имена сияют на недостижимых высотах — в газетных колонках светской хроники, я не могу огорчить его, надев старое платье». Черрил потратила все скопленные за год деньги на вечернее платье из ярко-зеленого шифона с низким вырезом и поясок из желтых розочек с пряжкой из горного хрусталя. Войдя в строгое помещение, освещенное холодными сияющими огнями, с террасой, раскинувшейся над крышами небоскребов, она поняла, что ее наряд не подходит к обстановке, хоть и не смогла бы объяснить, почему. Но она держалась гордо и улыбалась с доверчивой отвагой котенка, видящего руку, протянутую, чтобы поиграть с ним: люди, собравшиеся хорошо провести время, никого не обидят, думала она.
Через час ее улыбка выражала беспомощную, смущенную мольбу. Потом, когда Черрил присмотрелась к окружающим, улыбка пропала. Она увидела, что элегантные самоуверенные девушки говорят с Джимом в отвратительно надменной манере, словно они не уважают его и никогда не уважали. Особенно одна из них, Бетти Поуп, дочь хозяйки дома, отпускала в его адрес фразочки, которых Черрил не в состоянии была оценить, потому что не могла поверить, что понимает их правильно.
Сначала на нее никто не обращал внимания, если не считать нескольких озадаченных взглядов, брошенных на ее платье. Спустя некоторое время она заметила, что на нее поглядывают. Она слышала, как женщина зрелых лет спросила Джима встревоженным тоном, словно справлялась о представительнице известной фамилии, с которой она оказалась незнакома:
— Ты сказал, мисс Брукс с Мэдисон-сквер?
Она заметила странную улыбку на лице Джима, когда он ответил, специально повысив голос:
— Да, из косметического отдела «Центовки».
Она сразу заметила, что некоторые стали нарочито вежливы с ней, другие многозначительно удалились, а большинство струсили, на что Джим молча взирал все с той же странной улыбкой.
Она попыталась скрыться с глаз этой публики. Пробираясь вдоль стен, она слышала, как мужчина сказал, пожимая плечами:
— Что ж, Джим Таггерт сейчас один из самых могущественных людей в Вашингтоне, — но в его голосе не было уважения.
На террасе, там, где потемнее, она подслушала разговор двоих мужчин, почему-то сразу решив, что речь идет о ней.
— Таггерт может себе позволить все, что ему нравится — говорил первый. А второй в ответ сказал что-то про лошадь какого-то римского императора, кажется, Калигулы.