Ничего, пусть потерпят такую дорогу. Впереди ждет город, базар и праздник. Недаром в автобусе так и мелькают нарядные кадифе [53]. На задних сиденьях возле мешков и котомок сгрудились ребятишки, они там что-то чересчур разгалделись. Наверное, каждому не терпится поскорее оказаться на базаре, послушать музыку, купить чего-нибудь вкусненького, посмотреть на пахаевани, на гарнизон шурави.
С утра, когда Карим заводил свой автобус, было еще холодно. Люди кутались в теплое, даже когда рассаживались внутри машины. Солнца долго не было видно, лишь алел рассвет над горами, с востока.
Науроза означает новый день, самое начало года, священное время. Деревенский мулла читал на утреннем намазе особенные рокады [54], славя Аллаха, Мухаммеда и весь мир, поздравляя односельчан с приходом нового года. Когда начался озон [55], Карим, как и все, тоже пал ниц перед служителем неба, внимал священным стихам корана, но мыслями был там, в долине, где уже, наверное, расцвели абрикосы и персики, где оранжево пламенеют карликовые айвы и с самого утра прохаживаются тысячи празднично наряженных горожан.
День выдался хорошим, сразу видно, что уже отступают зимние холода, что скоро запламенеют тюльпанами и маками горы, а на деревьях начнут завязываться плоды. Расчувствовавшись, Карим стал напевать песенку, чуть заметно покачивая в такт головой.
Переключив передачу, Карим стал поджимать акселератор – дорога все круче вела вверх, к перевалу. Уже хорошо можно было рассмотреть четко выхваченные солнечным светом заросли кустов боярышника и шиповника, редкие зеленые свечки сарв. Обернувшись на стук, он увидел совсем рядом морщинистое лицо Асадуллы Рахима.
– Скажи, уважаемый Карим-баба, ты что, каждый день ездишь по этой ужасной дороге?
– Нет, дедушка, – улыбнувшись, ответил водитель. – Но довольно часто.
Аксакал неодобрительно покачал головой, повязанной сложным узлом белой чалмой.
– Ай, ай!
– Не волнуйтесь, Рахим-ака, уже скоро на месте будем. Минуем вон тот перевал, – Карим левой рукой указал на неровный перешеек между вершинами впереди, – а за ним уже только спуск в долину, в Нурджабад.
– Скорее бы, Карим-баба.
Водитель усмехнулся. Еще бы, бедный Асадулла Рахим, житель отдаленного горного кишлака Хаирхана, наверняка не часто садится в автобус.
– Скажите, Рахим-ака, а зачем вы в Наурозу уезжаете так далеко от родного крова?
– Ай! – заметно оживился аксакал, жуя беззубым ртом. – В Нурджабаде хочу узнать о сыне своем, Джамале. Что-то давно от него вестей не было, Карим-баба.
Водитель понимающе закивал. Как же, уж ему-то хорошо известно, что в семье несчастного Асадуллы Рахима остался в живых только младший сын красавчик Джамаль, что сейчас служит он в царандое в чине капитана.