Молчание. Чувствую, мыслями она в Эпинале.
— Верни Флер, — упирается Эйле.
— Вот как ее зовут. Вы каждый день могли бы видеться, хочешь? — спрашиваю я и бью ниже пояса: — Представляю, как бедная кроха тоскует по маме!
Эйле передернуло, стало быть, я выиграл.
— Что тебе нужно, Лемерль?
— Твоя верность и твое молчание.
Эйле не рассмеялась, а хохотнула, хрипло и отрывисто.
— Вконец спятил? Мне нельзя здесь оставаться. Твоими стараниями.
— Нет, милая. Не позволю, чтобы ты мне все испортила.
— Что испортила?
Не спеши, Лемерль, только не спеши.
— Брать здесь нечего. Что ты затеял?
Ах, Жюльетта, если бы я мог тебе рассказать! Ты наверняка оценила бы мой план. Ты единственная, кто оценил бы его по достоинству.
— Не сейчас, Крылатая моя, не сейчас. Приходи ко мне в сторожку после комплетория. Сумеешь незаметно выскользнуть из дортуара?
— Сумею.
— Чудесно. Тогда до вечера, Жюльетта!
— А что с Флер?
— До вечера.
Она пришла вскоре после полуночи. Я сидел за столом и читал «Политику» Аристотеля, когда дверь тихо скрипнула и пламя одинокой свечи озарило Жюльеттин подрясник и сверкающую медь ее коротких волос.
— Жюльетта!
Она без рясы и вимпла. Небось в дортуаре оставила, чтобы не вызывать лишних подозрений. С короткими волосами она как миловидный паренек. В моем следующем балете она будет представлять Ганимеда или Гиацинта. Ни слова, ни улыбки. От раскрытой двери тянет холодом, а она не замечает.
— Проходи.
Я отложил книгу и выдвинул стул, на который она даже не взглянула.
— Тебе не надлежит читать душеспасительную литературу? — подначила она. — Макиавелли, ну, или Рабле? «Делай, что желаешь»[25] — это твой нынешний девиз?
— Он лучше, чем «Да будет воля Твоя»[26], — ухмыльнулся я. — Да и тебе ли поучать меня? Ты же не меньше моего притворщица!
— Я и не отрицаю. Но себе я никогда не лгала, что бы ни творила. И друзей я никогда не предавала.
Я с трудом сдержался, чтобы не вспылить. Жюльетта задела меня за живое, это она всегда умела.
— Да будет тебе, Жюльетта! Зачем нам враждовать? Лучше мадеры выпей, — я потянулся к бутыли из граненого хрусталя.
Она лишь головой покачала.
— Тогда фрукты или медовый пирог? Чего изволишь?
Молчание. Целый день ведь постилась, но ни один мускул не дрогнул на застывшем, как маска, лице. Только глаза горели. Я коснулся ее щеки. Обожаю играть с огнем! С детства риск и опасность притягивают меня как магниты. Мальчишкой я ходил по канату с петлей на шее, поджигал осиные гнезда, жонглировал ножами и купался в стремнине. Леборн называл это травлей бешеных тигров. Но кому в радость охота без риска?