— Жаль, что ты не часто у нас бываешь, пожила бы два дня — все разглядела бы, — улыбнулась Юнь так задорно, что на щеках появились ямочки. Но тут же ею снова овладели невеселые мысли. — Я-то думала, что она мне сестрой будет, — удрученно произнесла она, — а она ушла в себя, как улитка. Мэй от ее опеки сам на себя не похож. А дядя Бо-тао ее защищает. Мэй кашляет кровью, Цзюе-синь уговаривает дядю показать его врачу, а дядя не соглашается, говорит, что у него никакой болезни нет. Да, у нас в доме такие дела, что душа переворачивается. Вот я и завидую тебе, Шу-хуа. У вас дома так хорошо!
Шу-хуа разразилась смехом:
— У нас? Вот не думала! А с чего бы Шу-ин и Цзюе-хою было убегать из дома, если у нас хорошо? Подумай-ка! Проживи ты у нас два дня — и ты бы поняла. — И несколько самодовольно прибавила: — Но я живу как мне вздумается. Я никого не боюсь. Как тетя Ван и Чэнь итай ни свирепствуют, а ничего поделать со мной не могут.
— Вы — молодец, барышня. Только тогда-то ведь старшему барину попало, — вдруг громко вмешалась Цуй-хуань, сидевшая на корме с веслом. Хотя никто не уловил некоторого беспокойства, звучавшего в ее голосе, она все же чуть-чуть покраснела.
— Сам напросился. Почему он такой беспомощный, почему не хочет портить ни с кем отношений? — резко возразила Шу-хуа, — Всех боится обидеть.
— Просто он очень хороший человек, — вступилась за Цзюе-синя служанка, но уже не так громко и тут же опустила голову, занявшись своим веслом.
У Шу-хуа чуть было не вырвалось: «Что-то ты очень защищаешь старшего барина», но она тут же забыла об этом, так как ей неожиданно помешала Юнь, которая была не согласна с выпадами Шу-хуа против брата и, чувствуя, несправедливость ее слов, выступила в защиту Цзюе-синя:
— А все-таки похороны Хой устроил Цзюе-синь. Если бы он не вступил в переговоры, то прах Хой и по сей день не нашел бы себе последнего пристанища.
— Но идея все-таки принадлежала Цзюе-миню, — спорила Шу-хуа. — Цзюе-минь всегда что-нибудь придумает. А что надумает, то и сделает. — Шу-хуа была по-прежнему внимательна к Цзюе-синю, но ей всегда казалось, что нельзя быть таким слабовольным, как ее старший брат. Ее недовольство рождалось любовью к брату.
— План, верно, предложил Цзюе-минь, но больше всего приложил усилий все-таки Цзюе-синь, — улыбнулась Цинь. Ей были приятны слова Шу-хуа, ей хотелось услышать похвалу любимому из уст других. Но она все же считала, что удары, которые обрушивает судьба на Цзюе-синя, должны вызывать сочувствие к нему, и, не желая дать Шу-хуа возможности слишком обвинять Цзюе-синя, тоже выступила в его защиту. И она сказала истинную правду.