— Что он ответил? — спросил Георгий.
— Ничего. Только грустно улыбнулся и поцеловал меня. Сказал, что я самая лучшая мать в мире и он меня любит…
— Он не был наркоманом?
— Я думала и об этом!
По щекам Вероники Николаевны покатились слезы. Она взяла себя в руки, решительно вытерла глаза салфеткой.
— Я думала и об этом, — уже спокойнее добавила она. — Теперь знаю точно, что нет. Ведь было медицинское обследование после того, что он сделал… У вас есть дети?
— Есть, — кивнул Георгий. — Сын.
— Единственный? — констатировала Вероника Николаевна и безапелляционным тоном потребовала у Гольцова как можно скорее завести второго, а лучше — и третьего ребенка.
— Вы не понимаете, как это страшно: потерять единственного сына, взрослого, красивого, умного, порядочного. Какая пустота возникает потом. Жизнь прошла, а для чего она была? И для чего теперь жить?
Георгий молчал.
— Знаете, Георгий, я никого не обвиняю, не ищу виновных, чтобы они понесли наказание, и никого не осуждаю. Я только хочу знать, что произошло с моим сыном. Мать имеет на это право. Я не могу успокоиться, все думаю, думаю: где моя вина, где, может быть, вина отца?.. Почему мы упустили Юру?
Она промокнула салфеткой сухие глаза.
— У Андрея Виссарионовича другое мнение, он всех обвиняет, но не обижайтесь на него. То, что он пережил, врагу не пожелаешь. Никто не знает, что значит найти сына так… Отец нес его на руках к машине, вез в больницу. Не мог поверить, что все кончено. Надеялся, что еще можно помочь. Не дай бог кому-то пережить то, что нам довелось… Что случилось с Юрой? У меня нет ответа. Помогите мне узнать правду. Ради Юры… Поможете?
Ответ она прочла по лицу Георгия.
Вечером того же дня ему позвонил Яцек Михальский. Как чувствовал:
— Куда пропал?
— В гостях пил, — оговорился Гольцов.
Хотел сказать «был», но получилось прямо по Фрейду.
— Пил? — развеселился Яцек.
— Да. Чай.
— Интересно, с кем?
— Ты фильм «Крутой вираж» смотрел в детстве?
— Раза четыре. А что?
— Лялю помнишь?
— Гошка, ты пьян, я не пойму?
— Да в порядке я, в порядке. Отвечай, когда спрашивают. Помнишь героиню — Лялю?
— Помню, конечно. Что ты хочешь сказать, ты с ней чаи гонял?
— Поверишь, если скажу?
На Михальского это не произвело особого впечатления.
— Ну, — промямлил он, — не вижу в этом ничего особенного.
— Это его мать, представляешь?
— Чья?
— Юры Малышева! Парня того, к которому мы на кладбище ездили. Она жена последнего министра культуры СССР. А Юра — их единственный сын.
— А! — вежливо ответил Яцек.
Георгий усмехнулся:
— Помнишь, как в Европарламенте вопрос нашим задали: «Who is mister Putin?» Вот я думаю: ху из Юрий Малышев?