Почему бы не попробовать действовать с помощью вентиляционного окна — открывать его медленно и быстро? Это был неплохой вариант, но довольно опасный, хотя отверстие и не было заметно снизу. Но кто-нибудь может посмотреть наверх, и это наверняка привлечет внимание. Жаль. Потому что получится не настоящая беседа, хотя все-таки это лучше, чем ничего. Приберегу этот вариант на экстренный случай. Она же сможет время от времени передавать мне короткую фразу или что-то сообщать. Например, когда мы встретимся. Или что она не может прийти. Или что любит меня. Неужели она мне это скажет? Я надеялся и волновался при одной мысли об этом. И не был уверен в том, что у меня самого хватит смелости сказать ей это.
Наконец, пришел следующий понедельник. Я был взволнован, потому что всю неделю рядом крутились поляки со списками квартир. Ясно, что она ничего не сможет мне сказать. Они сразу увидят знаки, которые она передает в гетто, и заподозрят неладное. Что со мной будет, если они внезапно откроют гетто? Или разрушат стену? Это казалось невероятным. Может, тогда я просто выйду. И не буду больше за это платить. Это казалось нереальным. А может, не смогу выходить вообще.
Привратник поднял цену. Подлец. Но я не стал с ним спорить. Мне нельзя было ссориться с ним. Он сказал, что один из жильцов начал подозревать его, и теперь он вынужден платить ему часть выручки. Может, и не врал. Стукачи были повсюду.
В парк я пришел, как и в тот раз, после обеда. Моих приятелей не было. Еще издалека я услышал музыку, раздававшуюся с катка: уже заводили пластинки, выставив на улицу рупор. Раньше я думал, что он сделан из золота. Люди скользили по льду. До того, как было создано гетто, коньки можно было брать напрокат. В каблуке делали отверстие, забивали туда сапожными гвоздями штифты, и ты дополнительно к билету за вход должен был платить за прикрепление и прокат коньков, по часам. Когда я был маленький, я приходил сюда не только чтобы кататься, но и чтобы смотреть, как толстая женщина крутила ручку, заводя граммофон. Потом, как зачарованный, смотрел на быстро крутящуюся пластинку и металлическую иглу, выступающую из круглой головки и извлекающую из черного диска все эти мелодии. Просто чудо.
С минуту я поколебался, опасаясь, что меня узнают. Нет, не может быть. С тех пор я сильно вырос и одет теперь совсем иначе. Не может быть.
Толстой женщины, которую я помнил, не было. Было двое пожилых мужчин и молодой горбун, который им помогал. Я спросил, можно ли взять коньки напрокат.
— А у тебя есть деньги? — недоверчиво спросили они.