Тридцать тысяч человек погибло в Мунде, двадцать две — в Кордубе, пять-шесть — в Гиспалис, Гней был убит, Секст бежал. Испанская война завершилась.
Цезарь вновь отправился в Рим. Антоний вышел ему навстречу к самой границе. Цезарь, который испытывал слабость к Антонию, одновременно сознавая свое превосходство, выказал к нему большое расположение, поэтому Антоний пересек всю Италию, сидя рядом с ним в колеснице, сзади находились Брут Альбин и внучатый племянник Цезаря Октавиан.
Возвращение было грустным. После убийства Помпея и уничтожения его рода — так как о Сексте никто ничего не знал — погасло не только великое имя, исчезла великая семья, были уничтожены определенные основы. Если Помпей не смог защитить права аристократии и свободу, кто же тогда защитит их теперь, когда его нет?
Для побежденных началось безысходное рабство. Разочарованные войной, которая тянулась три года и была не чем иным, как гражданской войной, победители принимали участие в бесславном триумфе. Цезарь чувствовал, что его скорее боятся, нежели любят; несмотря на свою доброту, он не смог уничтожить ненависть. Он был победителем, но как мало нужно было, чтобы он стал побежденным. Мунда послужила для него серьезным уроком. Все были на пределе сил, изнурены до крайности, даже его солдаты, о которых он думал, что им неведома усталость.
Хотя Цезарь и был сыт триумфами, но все равно хотел его, однако прежде, разумеется, желал знать, что на этот счет скажет Рим. Ведь на сей раз он, который прежде праздновал свои триумфы после побед над внешними врагами — в Галлии, Понте, Египте или над Юбой, — на сей раз поступал, как один из тех, имена которым были Марий и Сулла, так как собирался праздновать победу над сыновьями Помпея, чьи идеи разделяла часть Италии и на чью борьбу с симпатией смотрели около половины римлян.
Но Цезарь дошел до того, что начал презирать Рим, он захотел сломить его гордыню. Итак, он отпраздновал свой триумф в честь победы над сыновьями Помпея, а шедшие за ним солдаты — глас народа, глас богов — пели:
Делаешь добро — проиграешь;
Делаешь зло — станешь царем!
Народ, конечно, не забывал, что Цезарь празднует свой триумф на несчастьях родины, снискав себе славу благодаря простой удаче, которую ему не могли простить, если только не считать ее высшей необходимостью, долгом перед богами и людьми. Еще больше всех удивляло то, что он не послал вперед в Рим своих гонцов, ничего не писал Сенату, чтобы похвалиться своими победами в гражданских войнах, и таким образом словно отмахнулся от этой славы, словно стыдился ее.