- Как продвигается ваша работа, товарищ Федор? - спросила Лара.
- Работа кипит, массы пробуждаются! Империалистической бойне скоро конец, - охотно объявил Федор. Он любил внимательную улыбку Ларисы, ее умные глаза с шальными искорками. Лара была прекрасной собеседницей. И просто прекрасной... Необыкновенной, удивительной. - Партия ведет активную работу в Действующей армии и на флоте. Я не имею права говорить вам об этом, но и я на своем участке... Будьте уверены, товарищ! - Федор позволил голосу слегка дрогнуть, чтобы она почувствовала, какую роль в деле революции играет именно он. - Отрадно видеть, как с каждым днем мы встречаем все более искренний отклик в простых сердцах! Солдаты и матросы недовольны: третий год войны, а ситуация на фронтах все хуже. Голод, окопы, вши, грязь, миллионы убитых и искалеченных - и при этом полное забвение страданий простого народа власть имущими, да и богемными бездельниками, столь любезными вашему сердцу, Лара. Не сердитесь... Так продолжаться не может! Скоро солдаты и матросы откажутся выполнять приказы командования. И - пример "Потемкина" учит - наконец подымут офицеров на штыки или побросают за борт...
- Но так же нельзя! - невольно ужаснулась Лариса. - Многие офицеры - честные люди. Они верят, что сражаются за родину. Они жертвуют собой, здоровьем и жизнью.
- Здоровьем и жизнью жертвуют в первую очередь солдаты! А офицерье прячется за их спинами, - отрезал Федор и добавил искренне:
- Ненавижу их. Всегда ненавидел!
- Федор, вам мешает личная ненависть, - попыталась возразить Лариса настолько мягко, насколько это было сейчас возможно. - Я знаю наверняка, что многие офицеры - добрые, благородные люди. Вот, например, мой хороший знакомый - поэт Гумилев, он сейчас в Действующей армии прапорщиком...
При имени Гафиза Лариса смешалась и покраснела, а Федор особенно пристально взглянул на нее. Слишком уж часто Лариса вспоминала об этом "знакомом прапорщике"! Неужели влюблена?
- Если этот ваш Гумилев - благородный человек, он перейдет на сторону революции! - холодно ответил Ильин-Раскольников. - Такой путь ни для кого не отрезан. А остальные не заслуживают ничего лучшего, чем пуля или колосник на шее.
Лариса ждала революции почти так же страстно, как влюбленные ждут встречи... И все же было больно и страшно слышать о готовящихся расправах. Нельзя стрелять в спину своим! Не может офицер принять смерть от руки собственного солдата, с которым делит все лишения и опасности, это неправильно, бесчестно! Впрочем, как трудно теперь понять, где - свои, а где - чужие! Большевик Федор Ильин-Раскольников был для семьи Рейснеров своим: и отец, и ближайшее окружение Ларисы разделяли его идеи. И она сама до недавнего времени, не задумываясь, подписалась бы под каждым его словом. Но Гафиз, судьба Гафиза! Нельзя позволить, чтобы какой-нибудь солдат выстрелил ему в спину. Достаточно того, что это каждый день могут сделать германцы!