Но внезапно посиделки наши прекратились, и в свете сказанного я даже не знаю, жалеть мне об этом или нет. Как бы то ни было, Лариска вдруг опять исчезла. Она не являлась ко мне неделю, и две, и три, а потом я и думать о ней забыл, потому что на меня навалились собственные проблемы.
Началось все с того, что власти снесли нашу собачью площадку. Не стало спасительной ограды, и в результате, шляясь по двору в свободном режиме, Филипп нашел себе подругу, и подругу, как выяснилось, не для игр. Только выяснилось это, к сожалению, слишком поздно. Пока мы с хозяином подруги сообразили, что отношения между нашими питомцами завязываются всерьез, пока бежали через весь двор с глупыми криками «Фу!», между Филом и его пассией уже совершался тот самый акт, который уравнивает все сословия и состояния. А уравнивать, между прочим, было что, ибо сочетался мой друг с весьма породистой далматинкой.
Знаете вы или нет, но упомянутый акт в собачьем его исполнении совершается довольно долго, и прервать его в зрелой фазе нет никакой возможности. Поэтому нам с хозяином далматинки ничего не оставалось, кроме как в ожидании финала выяснять отношения между собой. В сущности, с собачьей точки зрения (к которой склонялся и я) в происходившем соитии не было ничего противоестественного, но не так думал мой оппонент. Вот примерно как выглядел наш диалог.
Хозяин суки:
– Вы понимаете, что вы натворили?! У меня выставочный экземпляр!
Я: Я ничего не творил. Пасли бы свой экземпляр внимательнее.
X. с.: Развели дворняг, понимаешь.
Я: Вам бы больше понравилось, если бы ее покрыл ризеншнауцер?
X. с.: Сам ты ризеншнауцер!
Я: От такого слышу!
К счастью, до рукоприкладства мы дойти не успели, потому что под шумок собаки завершили свое дело. Они расставались с самыми добрыми взаимными чувствами, чего не скажешь о нас, их хозяевах.
Описанное происшествие имело для меня и для Фила диаметрально противоположные следствия. «Развязавшись», Филипп, как и положено, чрезвычайно вырос в собственных глазах, а вот со мной получилось наоборот. Слова: «Сам ты ризеншнауцер» – оставили в моей душе неприятный осадок. Порой у меня возникало ощущение недосказанности, и я, выходя во двор, ловил себя на том, что ищу глазами хозяина далматинки. Не знаю, что мне было от него нужно; я даже не уверен, что действительно хотел с ним встретиться.
Тем не менее встреча произошла, и произошла, конечно, именно тогда, когда я к ней был совсем не готов. Я столкнулся с хозяином далматинки не во дворе и не где-нибудь, а в переполненном вагоне метро. Разумеется, метро не место для выяснения собачьих родословных, и я сделал вид, что его не замечаю, но этот господин, тоже меня заметив, сам ко мне притиснулся.