Кто погасил свет? (Зайончковский) - страница 98

Понятно, что в таком моем состоянии лишиться ежедневных свиданий с Тачкой было для меня не просто наказанием, а жестокой пыткой. Между тем моим добрым родителям в очередной раз попала шлея под хвост. Случилось это аккурат перед зимними каникулами, и поводом, конечно же, послужили результаты моей, с позволения сказать, учебы в первом полугодии. Я и прежде не блистал в науках, но на этот раз превзошел самого себя, принеся в дневнике аж две четвертные двойки. Причиной столь выдающегося неуспеха был, разумеется, любовный угар, в котором я пребывал последние месяцы, но поведай я об этом родителям – они не только бы не утешились, а, пожалуй, схватились бы за валерьянку.

Вообще, я по опыту знал, что объясняться с ними выходило себе дороже. Поэтому, покуда отец изучал мой дневник, знакомясь с неутешительной статистикой, я просто тупо молчал.

Наконец отец произнес: «М-да…» – и швырнул дневник на стол.

– Ты это видела? – спросил он, поднимая взгляд. Мама, находившаяся здесь же, кивнула.

– И что будем с ним делать?

Мама пожала плечами, и оба они надолго умолкли, будто и впрямь решая трудную педагогическую задачу.

– Не драть же его в самом деле… – промолвил задумчиво отец.

Мама в ответ покачала головой, и молчание их продолжилось.

Надо заметить, что на ту пору диктатура уже отказалась от физического террора в отношении меня и, как было сказано, применяла для моего исправления только один универсальный метод. И хотя в тот вечер я предпочел бы, наверное, хорошую одноразовую порку, но, увы, мне наперед был известен результат родительских раздумий.

Так оно и вышло, как я предполагал. Когда отцу надоело собственное глубокомысленное молчание, он пристукнул себя кулаком по коленке:

– Ну вот что! – объявил он решительно. – Мы тебя научим свободу любить!

– И на все каникулы! – добавила мама.

Сажая меня под домашний арест, родители намеревались лишить меня праздничных увеселений. Их, увеселений, предполагалось два: общешкольный огонек и встреча Нового года в приятельской компании на дому у Грача. Но, оставшись без огонька, я испытал даже некоторое облегчение, хотя знал, что встретился бы на нем с Тачкой. Дело в том, что на этих огоньках требовалось непременно танцевать, а я – теперь уже можно признаться – я, несмотря на свои тайные уроки перед зеркалом, танцевал словно больной церебральным параличом. Я и теперь танцую не лучше, но, слава богу, хореографические навыки нынче в свете не обязательны. Впрочем, это так, к слову. Зато отказываться от второго мероприятия мне было весьма огорчительно. В первую очередь жаль было средств, вложенных в эту вечеринку, ведь деньги в те годы доставались мне не легче, чем теперь. Грач же, по слухам, уже потратил весь наш общак на закупку портвейна, так что требовать возврата своей доли было поздно.