Я говорила серьезно. Произнося эти слова, я почти забыла о Лотти. Я думала об этой парочке и представляла, как они живут на пособия, возможно, уже с детьми, и как я, повинуясь голосу долга, отправляю им все, что могу, но денег все равно не хватает. Я представляла их с целым выводком детей — таких же, как отпрыски Джесс, вечно сопливых, в приспущенных штанах не по размеру, ношенных уже не одним поколением. Мысль была невыносимой. По сравнению с этим остальное не имело значения — мне больно было думать о том, через что я прошла, чтобы увезти Джона как раз от такой жизни. Я вспомнила этот запах, эту ломоту в костях, эту серую мыльную накипь на жестяных тазах.
Посмотрев на Лотти, я увидела в ее глазах тот же страх.
— Агарь… А вдруг у них родятся дети? У нас с Телфордом… ты не поверишь, но у нас почти нет сбережений. Мы просто не сможем…
— И я не смогу, — сказала я. — Не знаю, Лотти. Страшно подумать, что это будет.
— Она — самое дорогое, что у меня есть, — продолжала Лотти. — Дороже ее никого нет. До ее рождения я потеряла двоих детей. Она для меня — всё. Ты не понимаешь…
И тогда я все поняла и прокляла себя за недавнюю жестокость, за то, что думала только о себе.
— И он мне дороже всех, — сказала я. — Только и живешь надеждой, что все будет хорошо, а когда все наперекосяк, то и не знаешь, как такое вынести.
Она кивнула, а потом мы посидели в тишине. Это было странное ощущение: всю жизнь мы считались друзьями, если можно так выразиться, но лишь сейчас впервые испытали друг к другу теплые чувства. Так и сидели там, среди салфеток и чашек, две толстые пожилые женщины, которым пришлось оставить выяснение отношений и объединиться в неравной борьбе с Богом и судьбой.
— У Телфорда есть кузина на Востоке — она всегда звала Арлин в гости, — сказала Лотти. — Думаю, она бы согласилась поехать, если бы ей нашли там работенку или хоть приплачивали за работу по дому — дом у Каролины огромный, а служанку она больше не держит. Напишу-ка я ей сегодня.
— Да, мысль хорошая, — согласилась я. — И пусть предложение делает сама Каролина.
— Само собой, — сказала Лотти.
Мы поболтали о том о сем, о старых временах, об общих знакомых. Затем из каких-то неведомых глубин моей памяти вдруг всплыла картинка из прошлого. Я не могла не заговорить об этом.
— А помнишь тех цыплят на помойке, Лотти, когда мы были еще маленькими? Я всегда удивлялась, как ты смогла. Последнее время я об этом подзабыла, но раньше меня всегда мучил вопрос: ты, наверное, гордилась таким поступком?
— Цыплята? — смеясь, удивилась Лотти. — Не припоминаю такого.