Тратить время на оплакивание своей судьбы я не стала. Этим делу не поможешь. Первая мысль — Джон должен получить стипендию и учиться бесплатно. Я сказала ему об этом, но он лишь покачал головой. Я рассердилась.
— Не глупи, Джон. Попытка не пытка.
Глаза его потемнели от необъяснимого гнева.
— Не так-то это просто. Ты не понимаешь. Мало кому их дают. Не получу я стипендии ни за что в жизни.
— Но почему?
— О Господи, мать, я уже четыре года как закончил школу. Поздно мне. Да и мозгов у меня не хватит.
— Всего тебе хватит, еще бы тебе за ум взяться, а не разгуливать целый день с твоими, с позволения сказать, друзьями. Если тебе интересно мое мнение, ни один из них ничего собой не представляет.
— Мне не интересно твое мнение, но тебя же это все равно не остановит.
— Не груби, Джон.
— Ладно, прости. Я не хотел.
Наконец мы порешили на том, что будем копить дальше: он продолжит работать и при первой же возможности попытается поступить в университет. Затем контора, где он служил, решила сократить штат, и его уволили. Другую работу он найти не смог. Вдруг оказалось, что работу днем с огнем не сыщешь. Жизнь на побережье стала трудной: именно сюда со всей страны стекались мужчины и целые семьи, очевидно полагая, что нищета приятнее в мягком климате, где расходы на отопление невелики, а фрукты, говорят, в сезон задаром отдают.
За год он сменил две работы. Сначала разливал в бутылки вишневый лимонад на заводе безалкогольных напитков, но оттуда его уволили. Потом ему еще удалось походить с тележкой, продавая попкорн в парке, но пришла зима, и попкорн покупать перестали.
— Я уезжаю, — внезапно объявил Джон. — Возвращаюсь.
— Куда возвращаешься?
— В Манаваку, — ответил Джон. — В дом Шипли. Там я хоть работать смогу.
— Никуда ты не поедешь! — закричала я. — Может, он вообще уже умер. У дома могут быть другие хозяева.
— Он не умер, — сказал Джон.
— Откуда ты знаешь?
— Я ему написал. Он отправил ответ Марвину. Марв ему иногда пишет, ты разве не знала?
— Нет. Он мне не говорил.
На самом деле тут нечему было удивляться: мы с Джоном видели Марвина совсем редко. Он уже несколько лет как торговал красками «Брайтмор»; к тому же он женился на Дорис, и у них уже был годовалый мальчик. Марвин звал меня в гости, но я нечасто к ним ездила, ибо мне всегда было трудно с ним общаться, а уж эту дурочку Дорис я на дух не переносила. И все же мое самолюбие страдало от того, что все это время Марвин поддерживал связь с Брэмом, не говоря мне ни слова.
— Вот так Марвин. Мог бы и рассказать мне.
— Видно, думал, что тебе неинтересно, — заметил Джон.