— Так всё одно уже пропал, — вздохнул Соколов.
— Родион Вирский — двоюродный брат Платона Недошивина. Их отцы были родными братьями, сыновьями расстрелянного в революцию сенатора Ивана Платоновича Недошивина. Отец Родиона отказался от своего имени и фамилии и взял фамилию отца приемного, Ивана Родионовича Вирского. Так Филипп Недошивин стал Родионом Вирским. Потом приемного отца, возглавлявшего крупный научный институт, шлепнули. И Родиону-Филиппу отказ от своего дворянского происхождения тоже не помог. Его шлепнули даже раньше, чем отца Платона, второго сына сенатора. И поделом! Не отказывайся от родителя!
— А этот Вирский-Недошивин, часом, не через ваши руки проходил? — усмехнулся капитан Соколов.
— Шуткуешь? Ну, пошуткуй, я нынче добренький. Нет, капитан, не через мои. Я тогда другим делом занимался.
— Что стало с его сыном?
— То же, что и с Платоном. Сыновья за отцов у нас не отвечали. Родина их обогрела, воспитала. Только у Родиона, видно, гнилая дворянская кровь сильнее оказалась. Пошел он по скользкой дорожке. Связался с каким-то старцем. Похоже, с тем самым, что с тобой разговаривал. Потом его предал. Теперь это крупный международный сектант, руководитель подпольной секты с идиотским названием «Голуби Ноя».
— Почему он до сих пор на свободе?
— А зачем нам его сажать? Он на нас же и работает. Хотя порой выкидывает, подлюга, фортеля. Сдаст нам целую группу подпольных дурачков, помешавшихся на религии, а потом, сволочь, организует на Западе шумиху о подавлении религиозной свободы в СССР. Мы его, разумеется, за яйца. Плачет, кается. Тьфу! Потом опять как-нибудь нагадит.
— Но пользы от него больше?
— В корень смотришь, капитан.
— Что Вирский делает в Малютове?
— Да понимаешь, есть у него дурная привычка на время исчезать из поля нашего зрения. Уж мы и говорили с ним по-хорошему, и секту его маленько прижимали, и угрожали выдать своим же сектантам как агента КГБ, но он всё не унимается. Это у него как сезонное обострение. Вдруг выправит себе фальшивый паспорточек и пускается в бега. Наши люди его то в Туле выловят, то в Иркутске. Один раз до Камчатки добрался, кот блудливый. Вернется, раскается, ну и в качестве отступного свежей информации принесет, как репьев на хвосте. Что делать, прощаем.
— А что это за секта?
— Да хрен ее знает! Вирский не по моему отделу проходит. Меня он интересует только из-за Платона.
— Недошивин знает о своем брате?
— Вот! Поэтому я и предупредил тебя, Соколов, что теперь мы с тобой крепко связаны. Не только Платон, а никто — слышишь, никто! — не знает об их родственных отношениях. И ты, капитан, когда будет нужно, забудешь об этом навсегда. Ты меня понял?