— Что странного? — нехотя отозвался Воробей. Его мучило похмелье, но он дал себе зарок выпить, только когда установит крест. — Да есть у них и врач, и нянечки, и санитары. Но у всех свое хозяйство, картошку пора убирать. Нет, если врачиха кому понадобится, она прибежит. Она тут недалёко живет.
— Понял, — проворчал Джон. — В Америке это называется «конфликтом интересов». Преступление, когда врач занимается не больными, а своим хозяйством. Кто он в таком случае? Врач или фермер?
— А ведь ты прав, — вдруг удивился Воробей. — Надо же. Скажу об этом врачихе. Скажу ей: ты чего это, Петровна, твою мать, интересы конфликтуешь?
— Не ей надо говорить, — продолжал гнуть свою линию Половинкин, — а властям, чтобы ее прогнали с работы.
— Чего-то я не понял, — потряс головой Воробей, как бы отгоняя наваждение. — Ты мне что предлагаешь, Ваня? Чтоб я на Петровну донос накатал?
— Не донос, — смутился Джон, — а информацию.
— Значит, ты хочешь сказать, — насупился Воробей, смотря в сторону, — если я такую информацию на Петровну пошлю, я доброе дело сделаю?
— Конечно! — облегченно воскликнул Джон, решив, что Воробей наконец правильно его понял. — Вы информируете власть о непорядках в больнице. Они примут меры. Тем самым вы поможете больным. Тете Василисе поможете.
— Да! — пораженно протянул Воробей, новыми глазами глядя на Джона. — И вы так в своей Америке живете? Друг на дружку стучите?
— Это называется не стучать, а сотрудничать, — поправил его Джон, опять почувствовав что-то неладное.
— А у нас это называется стучать. За это у нас морду бьют!
— Но что же делать?! — воскликнул Джон.
— Задрать штаны и бегать, — сказал Воробей и презрительно сплюнул через щель в железных зубах. — Между прочим, этот крест, Ваня, Ознобишин рубил в то время, когда должен был заниматься с приготовишками в Крестах. Давай пошлем на него телегу в роно? Мол, у него интересы в голове конфликтуют…
— Понятно, — буркнул Половинкин. — Выходит, из-за меня дети пострадали.
— Да не обижайся ты, Ванька! — примирительно сказал Воробей. — Просто не лезь в чужой монастырь со своим уставом.
Они уже стояли возле кладбищенской ограды. Воробьев, тяжко кряхтя, слез с коня и стал отвязывать от седла крест.
— Вы считаете, для меня это «чужой монастырь»? — продолжал возмущаться Джон. — После того, что про меня знаете?
— Конечно, чужой, — просто отвечал Воробей. Он отвязал крест и прислонил к ограде. Потом развел костерок и стал варить в прокопченной кастрюльке что-то черное. — Битум, — пояснил он. — Комель обмазать.
— Я не чужой, я свой! — воскликнул Джон и топнул ногой от обиды.