Дадаева
.
В самом деле, что такое город для его жителей? Как вообще люди осознают его своим? Как сделать плохое место хорошим? Какие неофициальные и официальные институции формируют город и его горожан, могут ли они делать это совместно и знают ли, что это делать надо? А если бы этот проект сделали раньше, что бы это изменило?
Возможно ли поддерживать близость с городом, основанную только на личных отношениях с ним и на памяти горожан? Вероятно, почти невозможно, а тогда другой вопрос: если бы этим постоянно занимались даже не госорганы и городские власти, а хотя бы СМИ, то могло бы получиться? Скорее да, но не в этом случае. Слишком уж изменились основания, на которых город существовал. Безусловно, книга может помочь махачкалинцам хотя бы зафиксировать свою городскую идентичность. Может быть, она поможет кому-то еще. Но что делать человеку из того, исходного города?
Конечно, случай с Махачкалой экстремальный — сказались те самые объективные геополитические обстоятельства. Но города имеют склонность пропадать, и незаметно. Есть ли смысл их сохранять — неизвестно, но Санаева с Анохиной по крайней мере попытались. Только они сделали и другое: они все же создали город для тех, кого он непосредственно касался. А некоторые вещи возможны только после того, как о них напишешь, — невозможно же утверждать, что всего этого нет в реальности. Как же нет, когда все свои тут? О том, как было и что стало, разговор с Полиной Санаевой.
—Сначалавысоздалиблог,материалыизкотороговпоследствиииспользовалидлякниги?
— Нет, все началось еще в девяностые. Мы работали в городской газете, главной республиканской. Когда делали репортажи с людьми, то оставались какие-то… Вот трубу у кого-то прорвало, разговор об этом, а человек вдруг отвлекается и говорит: а раньше все было по-другому, и — прямая речь, которую ты записываешь, не понимая, куда ее деть. Мы молодые были и не знали в общем-то ничего: Махачкала — город провинциальный, никто и не старался сохранить там какую-то память. Даже отношение к ней такое: а, старье. Или заходил к нам старик, его скульптуры по всему городу стояли. Сидим мы в парке, а он: эх, какая здесь была хорошая скульптура пионера, ну кому она мешала? А я думаю: да какой пионер — а это девяностые, — тут только что деревья не срубают, чтобы печки топить, какие пионеры? А вот здесь музыка звучала... — говорят нам. Мы в девяностых сидим, у нас в редакции холодно — а здесь музыка звучала, люди танцевали. А тут, говорят, конки ездили. Все время хотелось что-то сделать, но не могли придумать формат. В конце концов решили, что ничего придумывать не будем, начали просто с обрывков интервью, которые хотелось во что-то превратить. Но пресса к этому была не готова. У нас же какая газета была: экономический отдел, политический, спортивный. Все. И нас спрашивали: а в каком формате это печатать?