Я, не раздеваясь, падаю на кровать, автомат ставлю рядом с кроватью. Закрываю глаза и представляю, что держу в руке теплую Машкину ладошку. Медленно, но неотвратимо проваливаюсь в сладкую нирвану. Мне снится сон. Я тряпичная кукла, обыкновенная марионетка, играющая в спектакле. К моим голове, рукам и ногам привязаны нитки, которые заставляют меня двигаться, шевелить руками, ногами. Левой… правой, движение руками, какие-то чужие, не мои слова.
Вокруг меня такие же куклы. Мы исполняем все, что нужно нашему кукловоду: ходим, деремся, смеемся и плачем. Зрителей не видно.
Но они где-то здесь, рядом, они наблюдают за нами, я ощущаю их присутствие, дыхание, взгляды из темноты.
Мне некогда думать, в голове только одна мысль — не выпасть из ритма, шагать в ногу. Раз-два, прямо, раз-два — влево.
Внутри меня поднимается злоба и бешенство. Я хочу закричать: «Не хочу! Я выхожу из игры!» Но натянутые нитки не дают мне остановиться, и спектакль продолжается. Наконец все закончено, я стою на краю сцены с бессильно опущенными руками и вдруг слышу аплодисменты зрителей.
Просыпаюсь от частых хлопков: тах-тах-та… та-та-тах… Это не овации, это садит пулемет.
Бросаемся к окнам, превращенным в бойницы. В небо взлетают осветительные ракеты, оранжевые тени скользят по земле. На улице не видно ничего: темно-синее небо и чернота, и в этой темноте летят трассеры.
Беленко спросонья кричит:
— Блядь! Кто стреляет?
Ему отвечают:
— Кто, кто? Марсиане в пальто!
К пулеметным очередям добавляется стрекот наших автоматов.
Прибегает Степаныч:
— Тихо, раздолбай, прекратить пальбу!
Объясняет, что случилось. Ночью часовой заметил огонек сигареты в слуховом окне на чердаке школы. Решил, что там прячется вражеский снайпер. С перепугу, в течение двух минут расстрелял два магазина. Стрельбу услышал пулеметчик на крыше комендатуры, поддержал огоньком. Потом вступили в бой наши бойцы и омоновцы. Воевали полночи. Трупы боевиков в школе не обнаружили. Ротный сказал, что скорее всего ваххабиты унесли их с собой.
Чтобы отметить победу, Гизатулин достает из заначки фляжку с водкой, призывно машет мне рукой. Я в отличие от командира отделения разведки не лошадь, чтобы пить среди ночи, у меня есть принципы. Решительно отказываюсь.
Утром, невыспавшиеся и злые, мы толпимся в кубрике. Слышно, как за стеной орет ротный:
— Где разведчики? Гизатулина ко мне!
Когда в армии тебя внезапно дергают к начальству, не жди ничего хорошего. Ромка в полном охуении. От него разит свежим перегаром.
— Мляяя… Учует. Иди ты!
На сапогах ротного желтая чеченская грязь.