Видя Женькино замешательство, Аслан захохотал:
— Что, не хочешь быть Беликовым, солдат? Можем сделать тебя Усмановым, но только тогда придется сделать тебе обрезание. А то милицейский патруль прикажет предъявить доказательства того, что ты мусульманин, а ты не обрезан. И все, попался, объявят боевиком, не отвертишься. Милиция сейчас бдительная, везде ей террористы мерещатся.
Прибежал Алик, запыхавшись, сказал Женьке:
— Тебя зовет дедушка.
— Алик, что случилось?
— Не знаю. Он тебе сам расскажет, не бойся.
Старик был один. Он сидел за столом, морщинистыми руками перебирал какие-то старые бумаги, фотографии.
— Посмотри сюда, парень. Это мой отец, его звали Асланбек. Он служил в Дикой дивизии, в царском конвое. — На пожелтевшей фотографии стоял мужчина лет тридцати, в черкеске, с кинжалом.
— Этой фотографии почти сто лет. Ты знаешь, как она сохранилась? Когда нас выселяли, я со старшими братьями был на фронте. В селе оставались только женщины, дети и старики. Моя мать первым делом собрала фотографии, чтобы дети, внуки, правнуки знали, от кого они ведут род. Потому что мы чеченцы, нас мало, мы всегда воюем, и, чтобы сохраниться как нация, мы должны всегда помнить о том, что мы чеченцы. Мы должны хранить наши традиции, и сейчас это сделать трудно. Если ты чеченец — ты должен накормить и дать кров своему врагу, который ищет спасения в твоем доме. Ты должен убить кровника, обязательно увидев перед этим его глаза, потому что ты не можешь выстрелить ему в спину. Ты должен отдать последний кусок хлеба другу, ты должен встать, чтобы приветствовать идущего мимо человека старше себя. Ты не должен бежать, даже если тебя окружила тысяча врагов. И даже если у тебя нет никаких шансов на победу, ты все равно должен принять бой. Ты не имеешь права плакать, что бы ни происходило. Пусть ты теряешь женщину, горит твой дом, погибают друзья, все равно ты не можешь плакать, потому что ты чеченец, ты мужчина. Только один раз, всего один раз в жизни ты можешь плакать: когда умирает твоя мать.
Ты уже давно живешь в нашем доме, и мне не все равно, что потом будут говорить люди. Я думаю, что тебе надо повидать свою мать. И помни, ты всегда можешь вернуться в этот дом.
Женька собрался в дорогу, Марьям положила в спортивную сумку пару футболок, спортивный костюм, еду. Алик шепнул:
— Возвращайся. Я буду тебя ждать.
Женька ехал в поезде. Колеса негромко постукивали на стыках рельс:
— Домой… домой… домой…
Вагон жил своей жизнью, бегали и играли дети, пассажиры пили чай, разговаривали, смотрели в окна. Глядя на мелькающие полустанки и перелески, Женька думал о том, что скоро окажется дома.