— Переодевайтесь, — он показал на стул.
Павел снял немецкое обмундирование и надел красноармейскую форму без погон и знаков различия. Сапоги натянул свои, немецкие, а не предложенные кирзовые — немецкие удобно сидели на ноге. Офицер хмыкнул, но возражать не стал.
Павла везли на «эмке» часа три. Сориентироваться по местности он не смог, задние окна были закрыты шторками. Оказалось, его доставили в другой лагерь — но для немецких военнопленных.
Наши войска начали большое наступление в Белоруссии, и много немецких войск оказалось в окружении. Повторялась та же история, что и с советскими войсками в 1941 году. Место действия оставалось прежним, только стороны поменялись местами.
Павла поселили в казарме для рядового состава на правах вольнопоселенца и зачислили переводчиком. С утра до вечера следователи допрашивали пленных, а Павел переводил, пока язык у него не начинал заплетаться.
Пару раз он помог следователям. Первый раз выдающий себя за немца военнослужащий насторожил Павла тем, что говорил по-немецки с акцентом, причём прибалтийским. Павел присмотрелся к левому рукаву его френча и увидел едва заметную на первый взгляд строчку от швейной машинки. С рукава явно спороли нашивку. На этом месте у военнослужащих вермахта пришивались нашивки. У младшего командного состава — ефрейтора, фельдфебеля — на рукаве была нашивка в виде треугольного галуна. Здесь же — в виде круга или щита. Так обозначались «туземные» части, как их называли немцы, в которых набирали местных жителей из предателей-украинцев, эстонцев, русских. При достаточной численности из их числа формировались батальоны, полки, дивизии, и даже армия — вроде власовской РОА.
О своём подозрении, что пленный выдаёт себя не за того, Павел сообщил следователю. Он говорил по-русски, но увидел, что в глазах пленного, присутствовавшего при их разговоре, появился страх. Тот явно понимал русский язык, хотя в краткой анкете было написано — русским языком не владеет.
— Да? — удивился следователь. — Значит, скрывает что-то.
В дальнейшем при проверке оказалось, что пленный — вовсе не немец. Он воспользовался солдатской книжкой убитого. Служил в эстонском карательном батальоне, бесчинствовавшем на территории Белоруссии. Каратели, предатели и эсэсовцы расстреливались, пленные же немцы отправлялись в лагеря для военнопленных — на работы.
Во втором случае пленный говорил по-немецки чисто, но несколько раз оговорился. Вместо «гауптман» (капитан вермахта) сказал «гауптштурмфюрер». Когда он оговорился в первый раз, Павел насторожился. Пленный повторил свою оговорку. И как он ни старался скрыть, звания называл не армейские, а партийные, принятые в частях СС — так называемых ваффен-СС, или вооружённых отрядов нацистской партии. В армии эсэсманов не любили за их фанатизм и неоправданную жестокость в обращении с мирными жителями, за кичливость и высокомерие по отношению к военнослужащим вермахта, за усиленные пайки и лучшее снабжение техникой.