— Откуда же вам тогда известно, что ваш… как это… креш-брат тоже слушает вой бури? — спросил Пол.
— Потому что он мой креш-брат. Мы родились в один час. И, в основном, представляем собой один и тот же генетический материал.
— Близнецы! — догадался я.
— Значит, между вами что-то вроде телепатии! — добавил Пол.
Канакаридес покачал головой, едва не задев хоботком ткань палатки.
— Наши ученые считают, что такой вещи, как телепатия, не существует. Ни для одного вида.
— Тогда, как… — начал я.
— Мой креш-брат и я часто резонируем на одних и тех же частотах, слушая Песню мира и Вселенной, — выдал богомол самое длинное предложение из тех, какие мы когда-либо от него слышали. — Совсем как ваши близнецы. И нам нередко снятся одни и те же сны.
Сны жуков.
Я сделал мысленную заметку позднее записать этот факт.
— И ваш креш-брат знает, что вы сейчас чувствуете? — спросил Пол.
— Думаю, да.
— И что же? — вмешался Гэри, слишком медленно пережевывая питательную плитку.
— Прямо сейчас, — сказал Канакаридес, — страх.
Кинжально-острое ребро за Лагерем Номер Три.
Около 23 700 футов над уровнем моря
Четвертый день выдался идеально ясным и абсолютно спокойным.
Мы собрались и стали пересекать траверс еще до того, как первые лучи солнца осветили гребень. Холодно было, как у ведьмы за пазухой.
Я упоминал, что эта часть маршрута была, возможно, наиболее тяжелой технически, по крайней мере, пока мы не достигнем последней вершинной башни. Но, кроме того, она была самой красивой и волнующей. Словами этого не опишешь: для того чтобы по-настоящему оценить почти абсурдную крутизну этого отрезка пути, нужно видеть снимки, и даже это вряд ли позволит вам ощутить все величие пейзажа. Северо-восточное ребро поднимается рядами бесконечных, кинжально-острых снежных карнизов, причем каждый склон почти отвесен.
Перейдя на ребро, мы взглянули вниз, на гигантский серак, нависший над истоптанной площадкой нашего Лагеря Номер Три, примостившегося на самом краю. Отсюда он казался куда более огромным, каким-то деформированным и, очевидно, крайне ненадежным, особенно после сильного снегопада и бури. Не стоило и упоминать о том, до чего же нам повезло. Даже Канакаридес, похоже, был рад убраться оттуда.
Двести футов по траверсу — и мы поднимаемся на лезвие ножа. Заснеженный гребень в этом месте настолько узок, что мы способны оседлать его, свесив ноги с очень-очень крутой крыши.
Ничего себе крыша. Один скос падает вниз на тысячи футов к тому, что когда-то было Китаем. Наши левые ноги, включая три лапы Канакаридеса, нависают над бывшим Пакистаном. В эру «CMG» любой военный корабль Синкьянгского Гонконга или индийское судно отряда по борьбе с наркотиками могут в любой момент подлететь сюда, зависнуть в пятидесяти футах и сбить нас прямо с гребня. Но мы на этот счет не тревожимся. Уже само присутствие Канакаридеса — надежная гарантия.