— Эти листовки немцы сбрасывали с самолетов. Поднимись на мой корабль, и ты найдешь там точно такую же. Ее читали все офицеры и матросы на Ладоге и смеялись над ней. У нас, как тебе известно, мало развлечений.
— Ароян общался с капитаном «Илги» во время августовской эвакуации трех стрелковых дивизий из района Сортавала, Кексгольм. — В то время как Вересов полыхал гневом и негодованием, Смуров оставался варварски спокоен и изучающе разглядывал Алексея. — Ты ставишь нам в вину одну из самых тяжелых операций флотилии? Да что ты знаешь?! Пока ты собирал компромат на всех и вся, гидрографы под ураганным огнем руководили строительством причалов в районе Сортавала, Кексгольм, чтобы суда могли принять на борт прижатые к берегу дивизии со всей их техникой и тылами. А потом в продолжение десяти суток выводили корабли и транспорты из шхер по оборудованным ими же фарватерам. И я там был! Все корабли флотилии участвовали в эвакуации. Мы несколько дней, раз за разом, под минометным и артиллерийским огнем пробивались к берегу и вывозили войска. Не тебе, канцелярской крысе, анализировать сейчас те события и выяснять, кто с кем разговаривал! Я тоже общался с командой «Илги», что это доказывает?
— Ароян мог передать капитану «Илги» лоции северной части острова, не тогда, так впоследствии.
— У тебя есть доказательства?
— Пока нет. Но я их добуду. Впрочем, он мне сам во всем признается, — лицо Смурова скривилось в жестокой усмешке.
У Алексея потемнело в глазах. Словно сквозь туман он видел холодные глаза сидящего перед ним человека, его гладкие, зачесанные назад волосы и чувствовал, что ненавидит Смурова так, как никого и никогда в жизни, и самым страшным было сознание своего бессилия перед такими вот Смуровыми, которые олицетворяли собою власть, непробиваемую и незыблемую, как стальной монумент.
— Тогда арестуй меня! — вне себя закричал Алексей. — Ты ведь этого добиваешься? Заявляю официально, что это я помогал экипажу «Илги» сдаться врагу!
Куда подевалось спокойствие Смурова? Он содрогнулся, вскочил с места и, обежав стол, прошипел Алексею в лицо:
— Замолчи, Вересов. Я знаю, что это неправда. Ты себя оговариваешь!
— Знай, Смуров, — задыхаясь, продолжал Алексей, — будь у меня сейчас пистолет, я пристрелил бы тебя, как бешеного пса, нет, ты гораздо хуже, ты даже опаснее фашиста. Такие, как ты, ослабляют армию изнутри, и подрывают нашу веру в правительство!
Кожа Смурова приобрела землистый оттенок, он невольно оглянулся на дверь, затем придвинулся к Алексею еще ближе:
— Ты соображаешь, что несешь?.. Да за такие слова… На нары захотелось? — Он с силой ударил кулаком по столу и длинно выругался.