Это последнее примирение длилось четыре месяца – их своеобразный рекорд, и, рассмотрев баланс, в котором многочисленные преимущества холостой жизни уступили единственному основательному заключению «Я не могу без нее жить», Шаса официально попросил Тару Малкомс выйти за него. Ее ответ опустошил его:
– Не глупи, Шаса: кроме вульгарной животной тяги друг к другу, нас с тобой ничего не связывает.
– Вздор, Тара, – возразил он. – Мы с тобой одного происхождения, говорим на одном языке, смеемся одним и тем же шуткам…
– Но, Шаса, тебе на всех наплевать.
– Ты же знаешь, я собираюсь стать членом парламента.
– Это выбор карьеры, а не веление сердца; забота о бедных, и нуждающихся, и беспомощных тут ни при чем.
– Я забочусь о бедных…
– Ты заботишься только о Шасе Кортни, он единственный, к кому ты неравнодушен. – Ее голос был как скрежет кинжала, извлекаемого из ножен. – Для тебя бедный тот, кто не может содержать пять пони.
– У твоего папы их не меньше пятнадцати, – ядовито возразил он.
– Оставь моего папу в покое! – вспыхнула она. – Папа сделал для черных и коричневых жителей этой земли больше…
Он протянул руки, останавливая ее.
– Послушай, Тара. Ты знаешь, я самый пылкий поклонник Блэйна Малкомса. Я не пытаюсь его оскорбить, я только хочу жениться на тебе.
– Бесполезно, Шаса. Я твердо убеждена, что огромные богатства этой земли нужно перераспределить, отнять у Кортни и Оппенхаймеров и передать…
– Это говорит Хьюберт Ленгли, а не Тара Малкомс. Твой приятель-коммунист должен думать о создании новых богатств, а не о переделе старых. Если ты отнимешь все, что у нас – у Кортни и Оппенхаймеров – есть и раздашь всем, этого хватит на хороший обед, а двадцать четыре часа спустя все снова будут умирать с голоду. И Кортни с Оппенхаймерами – тоже.
– Вот ты себя и выдал! – торжествующе воскликнула она. – Тебе радостно видеть, что все, кроме тебя, умирают с голоду.
Он ахнул от такой несправедливости и уже хотел броситься в контратаку, но увидел в ее глазах стальной воинственный блеск и сдержался.
– Если бы мы были женаты, – он старался говорить почтительно и робко, – ты могла бы влиять на меня, может, помогла бы мне изменить образ мыслей…
Она была готова к бурному спору и слегка растерялась.
– Хитрый капиталист! – сказала она. – Ты дерешься нечестно.
– Я вообще не хочу с тобой драться, моя дорогая девочка. То, что я хочу с тобой делать, прямо противоположно драке.
Вопреки своему желанию она засмеялась.
– Вот еще один твой недостаток: у тебя ум в штанах.
– Ты не ответила на мой вопрос: ты выйдешь за меня?